Андрей Дмитриевич Сахаров

В один из дней 1948 года Андрей Сахаров и его учитель Игорь Тамм были в кабинете министра Бориса Ванникова. Внезапно раздался звонок «вертушки». Ванников выслушал голос на другом конце, положил трубку и, немного смутившись, произнес, обратившись к Сахарову: «Звонил Берия. Лаврентий Павлович очень просит вас принять наше предложение». Комментарии оказались лишними. На улице Тамм лишь вздохнул: «Кажется, дело принимает серьезный оборот» — и уже через неделю 27-летний Сахаров подписывал бумаги о допуске к работам над термоядерным оружием — будущей «сахаровской слойкой».

Гениальный ученый и борец за мир Андрей Дмитриевич Сахаров родился 21 мая 1921 года в Москве в семье преподавателя физики и дочери отставного генерал-лейтенанта Русской императорской армии. После школы учился на физфаке МГУ, в 1947 году окончил аспирантуру Физического института им. П. Н. Лебедева АН СССР (ФИАН, Москва — прим. ред.), где его научным руководителем был физик-теоретик Игорь Тамм.

До знаменитой истории в кабинете Ванникова он успел защитить блестящую кандидатскую, дважды отвергнуть заманчивые предложения о работе — от Игоря Курчатова и генерала «системы» Зверева — и даже получить от КГБ обещание отдельной квартиры. Отказы были продиктованы безусловной верностью Тамму и страстной любовью к теории. Но телефонный звонок Берии не оставил маневра. Сахаров назвал позже этот момент «точкой невозврата» — внутренним согласием взвалить на себя ответственность за оружие, способное изменить историю.

«Я не мог не осознавать, какими страшными, нечеловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война — тоже нечеловеческое дело. Я не был солдатом на той войне — но чувствовал себя солдатом этой, научно-технической», — запишет он позже. Это ощущение солдата, вынужденного защищать страну средствами разума, сопровождало его всю жизнь.

На секретном объекте «Арзамас-16» Сахаров поразил коллег уже в первые месяцы своими знаниями, можно даже сказать — научной гениальностью. «Мы все считали его даже не руководителем, а «богом физики», — вспоминал теоретик Владимир Ритус. — Он всегда знал наперед, что у кого должно получиться, и, увидев ошибку в расчетах, сразу указывал: вот здесь промах, разберитесь».

Старший друг Яков Зельдович оценил эту феноменальную интуицию по-своему: «Мой мозг — компьютер, работающий в десять раз быстрее обычного. А мозг Сахарова невозможно классифицировать, он устроен иначе».

Именно «иначе устроенный» мозг предложил в 1950 году простую, как все гениальное, схему водородной боеголовки: попеременные слои дейтерида лития и уран-238, подожженные атомным «узлом». «Слойка» решила сразу две проблемы — компактность и надежность — и 12 августа 1953 года на Семипалатинском полигоне взметнулась первым в мире серийно пригодным термоядерным зарядом. Еще через восемь лет родилась «царь-бомба» АН-602. Ядерный гриб поднялся на 67 километров, «шляпа» раздвинула облака до 95 километров, сейсмическая волна трижды обогнула планету.

Но к моменту этого чудовищного испытания внутренний «солдат» Сахарова уже менял оружие на слово. Он детально просчитал глобальные радиоактивные последствия и доказывал Курчатову, а через него — правительству: каждая мегатонна атмосферного взрыва уносит десять тысяч человеческих жизней — страшными болезнями, генетическими дефектами, «тихой» статистикой.

Никита Хрущев, узнавший о записке, вспылил на закрытом совещании: «Мы должны вести политику с позиции силы. Я был бы последний слюнтяй, если бы слушался таких, как Сахаров!». Сахаров ответил спокойно: «Моя точка зрения осталась прежней. Но я работаю, выполняю приказ».

Коллег-физиков потрясала эта смесь мягкости и несгибаемости. «Он говорил тихим, добрым голосом, без эмоций, но никакая сила во вселенной не могла сдвинуть его с убеждений», — вспоминал астрофизик Игорь Новиков.

Человеческое измерение проявлялось и в бытовых пустяках. В общем сейфе Арзамаса-16 лежал пакет с надписью «Для общих нужд». Это была личная зарплата Сахарова; уезжая, сотрудники брали столько, сколько требовалось. «Андрей Дмитриевич никогда не пересчитывал деньги», — удивлялись коллеги. Практически из этого сейфа и «родился» действующий сегодня Фонд Андрея Сахарова, поддерживающий молодых ученых.

В 1963 году, спустя пять лет после Московского договора о запрещении испытаний, Андрей Дмитриевич рискнул еще дальше — стать публичным моралистом. В статье «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» Сахаров призвал к конвергенции систем и открытой науке. Тираж за рубежом достиг 18 миллионов экземпляров, а в СССР ему закрыли доступ к секретным лабораториям. Именно тогда родилась его знаменитая формула: «Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта — чтобы это никогда не произошло, чтобы оно лишь сдерживало войну, но никогда не применялось».

Мечта сопровождала академика и в семилетней горьковской ссылке (1980–1986 годы — прим. ред.). Зимой 1981-го он объявил голодовку, требуя выезд к жениху падчерицы Лизы, и чуть не умер. Тогда 87-летний нобелиат Петр Капица телеграфировал Леониду Брежневу: «Я уже очень старый человек… Сберегите Сахарова. Да, у него трудный характер, но он великий ученый нашей страны».

Когда Михаил Горбачев позволил Сахарову вернуться в Москву, тот сразу включился в науку, обсуждал со Стивеном Хокингом барионную асимметрию Вселенной и внес проект Конституции, отменяющей 6-ю статью о руководящей роли партии. «Наука — это одна из немногих областей человеческой деятельности, которая оправдывает существование человека на Земле», — сказал он в Лионе за полгода до смерти. Еще один выдающийся отечественный ученый — астрофизик, академик РАН Валерий Рубаков называл вклад Сахарова в космологию и астрофизику бесценным, открывшим новое направление — «физика частиц в космологии».

14 декабря 1989 года сердце 68-летнего академика остановилось. Его друг Борис Альтшулер скажет: «Уход Сахарова — это потеря для всех».

Современники вспоминают, что Андрей Дмитриевич как-то необыкновенно умел улыбаться — одновременно просто и неподкупно. Эта улыбка стала парадоксальным символом советского атомного проекта. Человек, придумавший самое страшное в истории оружие, в тысячи раз по мощности превосходящее бомбу, сброшенную на Хиросиму, сам же превратил его в моральный аргумент против войны. Он сумел быть солдатом науки и совестью науки одновременно — и в этом, возможно, главный урок Андрея Дмитриевича Сахарова для XXI века.