Говорить о преимуществах с точки зрения пользователей нужно очень осторожно. Потому что все-таки сложно превзойти серьезные решения, которые вам дает современное программное обеспечение Microsoft. А ведь все видят в первую очередь именно ПО — я вот даже не знаю, какой конкретно процессор внутри моего ноутбука. Но это и неважно в нашем случае.

Самое главное, что мой пользовательский опыт на компьютере с «Байкалом» в целом такой же, как и на компьютере с другим процессором и программным обеспечением. У меня нет ощущения, что я перенесся в каменный век, где мне дали писать берестяную грамоту. Я спокойно выполняю рабочие функции: читаю документы, отправляю письма, что-то редактирую, общаюсь с коллегами в рабочих чатах и т. д. Разве что интерфейсы чуть-чуть другие, да, но все работает так же стабильно и быстро. Дискомфорта нет, документы печатаются, почта уходит — все необходимые действия можно спокойно выполнять. Пользователю не придется менять свои привычки.

Если рассмотреть ваш вопрос чуть шире, в контексте российских компаний или госорганов, самое важное в этом то, что мы знаем, какой именно код исполняется на нашем процессоре с момента подачи на него питания. У нас нет никаких незадекларированных возможностей. Прибавляем сюда российское ПО — и получаем полностью гарантированную цепочку. Кроме того, мы можем с самого старта подписать стек ПО доверенными подписями, закодировать — и тогда процессор будет сам проверять правильность кода и программного обеспечения, сертификатов и исполнять только то, что сертифицировано и установлено правильным образом.

В случае же с иностранными процессорами мы можем посмотреть на код только — условно — с пятого такта, с седьмого шага, а до этого там просто некий «черный ящик», который невозможно прочитать.

С точки зрения защиты информации это очень важно.

Понимаете, это философский вопрос. У нас любят говорить, что процессоры легко взломать, про незадекларированные возможности и т. д. Но давайте откровенно: количество строк кода в программном обеспечении такое, что, скорее всего, ошибки и уязвимости будут всегда. Но чтобы добраться до уязвимости процессора, нужно сильно постараться, в отличие от программного кода операционной системы или браузера. Взламывать в первую очередь пытаются именно их.

То есть мы можем полностью подписать весь код и все программы с самого начала, и все это будет исполняться в защищенном режиме. Но взломать могут не сам процессор, а то, что уровнем «выше».

Если вы госкомпания или просто хотите использовать отечественное оборудование, а также отечественное ПО, что в нашем случае даже более важно, то, принимая решение о закупке компьютеров, для вас в приоритете наверняка будут российские процессоры. Главное — чтобы все функции выполнялись и люди работали с комфортом. Продукты «Байкал Электроникс» отвечают этим требованиям, и вы получаете сравнимую производительность с зарубежными аналогами.

Конечно, от любого российского разработчика техники всегда ждут устройства, которое будет превосходить все другие аналоги в мире по всем параметрам. Перед нами же на данном этапе стоят чуть более скромные цели. Наша первоочередная задача — создать процессоры, достаточно производительные для того, чтобы пользователь мог спокойно работать. И этот чип еще и должен стоить «правильных» денег: зачастую фактор цены как‑то принято опускать, а ведь он сильно влияет на разработку.

В первую очередь мы целимся на рынок государственных органов, компаний и предприятий с госучастием и т. д. А если говорить про продуктовые сегменты, то по Baikal-M — это прежде всего рабочие станции в разных форм-факторах. Вот у меня, например, моноблок, а есть и просто обычные десктопы, и маленькие рабочие станции.

Что касается перспектив, то осенью мы рассчитываем выпустить серверный процессор Baikal-S. А это уже серверный рынок: серверы общего назначения, виртуализации, системы хранения данных, телеком-серверы.

Да, все правильно.

Ровно по такому же принципу, как наш, производятся 90% мировых полупроводников. И если взять Qualcomm, Nvidia, AMD — они являются так называемыми fabless-компаниями и прибегают к услугам контрактных производителей. То есть вы сами все разработали, вся интеллектуальная собственность принадлежит вам, а дальше вы у контрактного производителя кристаллов и корпусов заказываете производство, у контрактного сборщика — сборку, после чего вы забираете уже готовый процессор.

Так работают многие глобальные игроки. Связано это с тем, что отрасль, с одной стороны, очень эффективная, а с другой — очень сложная, поэтому в ней глубокое разделение труда. Оно настолько тонкое, что одни компании занимаются только производством кристаллов, другие — только разработкой ПО и т. д.

Что касается локализации в России, то мы, естественно, всячески ее приветствуем. Разговоры про строительство в стране современной фабрики электроники ведутся уже несколько лет. Другой вопрос, что проект создания такого производства очень капиталоемкий, трудоемкий и наукоемкий. Я считаю, что это проект государственного масштаба, для реализации которого ресурсов «Байкал Электроникс», при всем нашем желании, не хватит, даже если их увеличить в сто раз. Поэтому пока мы пользуемся той инфраструктурой и той системой разделения труда, что есть во всем мире.

Если говорить глобально, учитывая, что отрасль очень сильно разделена, России нужно определиться с сегментом, где она сможет быть конкурентной и куда сможет встроиться: производить оборудование для сборки чипов, компоненты для этого оборудования, создавать химию, которая нужна в производстве кристаллов или корпусов, и т. д. Примеры такого сотрудничества российских коллективов есть, но их пока немного. И чем больше таких проектов будет, тем лучше.

Мало кто знает, например, что Голландия — это микроэлектронная держава. Там есть компания ASML — производитель степперов для, по сути, всех мировых фабрик. Понятно, что степпер — это только один компонент, но он очень важный и дорогой. И если вдруг ASML прекратит поставлять степперы, кто-то останется без производства.

Есть и другой пример. Компания EUV Labs из Троицка, построенная ФИОП Роснано в сотрудничестве с группой ученых, в свое время участвовала в создании источника света для сверхжесткого ультрафиолета для самой новой линейки степперов все той же ASML. В итоге ASML выбрала другое решение, но технология EUV Labs все равно теперь используется. Вот такие компетенции нужно создавать и поддерживать внутри страны. Тогда мы станем частью глобальной индустрии и будем чувствовать себя гораздо комфортнее.

Наверное, это действительно самый болезненный вопрос для любой IT-компании, любого производителя «железа».

Это правда, люди действительно уезжают. В условиях пандемии, во время которой все научились работать удаленно, конкуренция стала еще более глобальной. Компании свободно нанимают специалистов по всему миру. В первую очередь это касается программистов — они могут работать удаленно хоть всю жизнь. Кроме того, спрос на инженерные специальности, особенно связанные с IT, очень высок как в России, так и за рубежом. Об этом говорят все.

У нас сейчас работают примерно 120 человек, из них около 70 человек инженеров (и хардверных, и софтверных). Мы платим им достойную зарплату и, что кажется мне важным, даем возможность делать большое дело. Это не просто ощущение сопричастности — это реальный факт. Многие компании — огромные механизмы, в которых ты просто маленький винтик в системе и зачастую можешь даже не понимать, над чем конкретно работаешь У нас же всегда можно посмотреть на свое детище, взять его в руки, поработать на нем. Плюс ты участвуешь в проектах, которые в нашей стране еще никто до тебя не делал. Это тоже классно.

Вспомнил, как я общался с одним из наших сотрудников примерно год назад. Он хотел уйти, но мы договорились, и он остался. Уже потом рассказал, почему: «Знаешь, я понял, что хочу посмотреть, куда это все приведет, потому что тема-то прикольная». И, в общем, он до сих пор у нас работает, все хорошо.

30–40 лет. У нас и молодежь тоже есть, мы постоянно набираем стажеров. Некоторые из них остаются у нас. Мы хотим расширить эту программу и всерьез задумываемся о плотном сотрудничестве с вузами и о собственных профильных кафедрах на их базах.

То, что такие программы обсуждаются и принимаются, — это очень хорошо, правильно и важно. Мер поддержки достаточно много, и мы ими пользуемся. Например, в 2016 году получили субсидии на разработку Baikal-M и Baikal-S. В целом субсидии, постановление правительства, в рамках которого они выдаются, — довольно эффективные инструменты. С одной стороны, они позволяют нам реализовывать капиталоемкие разработки, а с другой — накладывают ответственность за результат, за выручку и за создание именно коммерческого продукта, который будет востребован у потребителя. Это ключевой аспект.

Если раньше можно было что-то сделать и потом положить в стол, отчитавшись документами и опытными образцами, то сейчас ситуация в корне изменилась. Мы считаем такой подход более перспективным и рыночным. Сейчас программы субсидирования активно развиваются, и мы будем в них участвовать.

Ни в одной стране мира сильные микроэлектронные компании сами по себе не появлялись — всегда только при поддержке государства. Текущая госполитика, на мой взгляд, в каких-то моментах, возможно, и требует корректировок, но в целом вектор движения имеет правильный.

8–9 бы поставил.

Просто мы плотно взаимодействуем с Минпромторгом. Очень радует, что сейчас к процессу присоединилось Минцифры. На уровне регуляторов теперь есть понимание неразрывной связи программного обеспечения и «железа». Технологическое развитие рассматривается не в разрезе — отдельно софт и отдельно «железо», а именно в комплексе. Мы как производитель процессоров понимаем, что «железо» без софта вообще никогда не продашь, поэтому текущая тенденция очень обнадеживает.

На данный момент да.

Смотрите, все-таки экспорт с точки зрения продаж — самая сложная история. Потому что есть глобальные игроки по всему миру, а есть еще и локальные. Если говорить про наши первые продукты, то их экспортировать очень сложно, потому что без протекционизма и господдержки их тяжело продать.

Но мы возлагаем большие надежды на Baikal-S. Потому что, во-первых, уже есть развитая экосистема программного обеспечения для серверов на процессорах с ARM-архитектурой, а во-вторых, мы ожидаем, что он будет уже крайне конкурентоспособным по соотношению цены и производительности. Дальше на нем должны появиться конкретные продукты. Сервер виртуализации или система хранения данных. И вот уже с таким продуктом в партнерстве с каким-то производителем конечного оборудования, я думаю, мы будем выходить на международные рынки. Понятно, что вряд ли мы выберем рынок США, но вот Азию или Европу — вполне возможно. Предварительные переговоры мы уже проводили, всех прежде всего интересуют стоимость владения и, как я уже говорил, соотношение цены и производительности.

Конечно, нам, как и всем, пришлось перестраивать процессы на удаленный формат. Не всегда дистанционная работа так же эффективна, как очная, и мы с удовольствием вернулись в офис…

Когда прошло месяца три с момента самоизоляции, у нас с коллегами стало появляться ощущение, что мы начинаем терять общее информационное поле. Речь все-таки о людях, которые разрабатывают суперсложное «железо». Мы не можем просто написать какие-то строчки кода, куда-то их выложить, чтобы кто-то их проверил удаленно и все. Нам нужно непосредственно взаимодействовать друг с другом.

С другой стороны, конечно, самое важное и большое влияние, которое было оказано на всю отрасль, — а потом и на все отрасли в целом — это то, что спрос на полупроводники взлетел на какую-то просто невероятную высоту. И это продолжается до сих пор. Сейчас абсолютно все микроэлектронные производства перегружены, причем перегрузка эта, похоже, нарастает. По самым оптимистичным прогнозам, закончится ажиотаж минимум через год, а скорее всего — через три. Наши партнеры называют эту ситуацию «чипогеддоном». Резко вырос спрос на периферию, на компьютеры, на наушники, телефоны и т. д. Сроки поставки компонентов, очереди на производство выросли в разы.

Сейчас есть производители, которые честно говорят: «Ребята, очередь — год. Ждите». Поэтому в этом плане индустрии сейчас очень тяжело. Эксперты и ветераны отрасли признают, что такого никогда не было. Были кризисы, но гораздо менее продолжительные и интенсивные. Общеизвестны проблемы автопрома — вплоть до того, что заводы приходится останавливать, потому что нет полупроводников для автомобилей. Да, это так. К сожалению, ситуация одинаковая у всех.

Я бы не сказал, что пандемия — сдерживающий фактор. Мне кажется, что мы в этой ситуации более-менее неплохо себя чувствуем, по крайней мере, наши процессоры производятся. В этом плане мы единственная, первая компания в России, которая начала производство своих процессоров в таких объемах, — у нас сейчас в производстве находятся 130 тыс. штук Baikal-M. И мы видим на них хороший спрос. Плюс мы развиваемся: меняем цепочки поставок, появляется гибкость. Так что это, скорее, просто сложности. Хотелось бы полегче? Да, но приходится работать с тем, что есть.

А вот ограничивающие факторы… Самый главный — люди. И здесь вам любой скажет, что если бы была возможность нанять 100 дополнительных инженеров, то он бы это сделал не задумываясь. Но их попросту нет на рынке.

Ну и второй важный фактор, который мы видим, — это нежелание заказчиков что-то менять. Когда они говорят: «Я всю жизнь живу на Intel, почему я вообще должен экспериментировать с другим программным обеспечением и оборудованием? Давайте оставим все как есть».

А если в целом говорить про отрасль, то в России на государственном уровне она имеет такие меры поддержки, каких десятки лет до этого просто не было. В этом плане нам достаточно комфортно. Но вот людей, к сожалению, законодательно не вырастишь.