


Мне кажется, на этот вопрос нельзя ответить однозначно, как и выделить одну причину, по которой так происходит. Вы говорите о маленьком фрагменте большей картины. Россия — один из лидеров по количеству активных пользователей соцсетей и проводимому в них времени. По проникновению финтех-услуг наша страна тоже входит в топ-5 в мире. Та же ситуация в сфере цифровых госуслуг. Если говорить о стоимости услуг, то буквально недавно вышел обзор Всемирного банка, согласно которому переводы из России одни из самых дешевых в мире.
Так что в плане цифровизации и использования современных сервисов российское общество действительно одно из самых продвинутых. Видимо, российскому пользователю нравятся цифровые технологии, они ему нужны: он активно пользуется самыми разными сервисами, бесконтактной оплатой. Широко доступен цифровой брокеринг опять же. А вот почему так получилось — это глубоко философский вопрос. Может, ментальность российская или просто звезды сошлись.
Да, действительно, мы как компания, которая, с одной стороны, следует директивам импортозамещения, а с другой — бьется на рынке с конкурентами, у которых таких директив нет, вынуждены балансировать. Брать импортозамещенный продукт или нет — выбор потребителя. Если человек хочет купить, например, телеприставку, то он приходит в магазин или вызывает мастера. Он понимает, сколько это стоит, и платит из своего кармана. Вряд ли он готов платить в два раза больше, только чтобы поддержать импортозамещение. Это рынок, на котором конкурируют коммерческие игроки.
С другой стороны, есть рынки, на которых конкуренция другая. Это рынки с госрегулированием. «Ростелеком» от других компаний отличается тем, что мы представлены на большинстве этих рынков и ведем себя на них по-разному, исходя из ситуации и обстановки.
Понятно, что у нас разные конкуренты. На рынке мобильной связи — всем известная «большая четверка». На рынке облаков никого из четверки нет, но там есть СберCloud, Яндекс и некоторые дата-центры. На рынке информационной безопасности тоже другие игроки. Везде разные ситуации и разные законы.
Отвечая на вопрос, возможно ли импортозамещение в телекоме, надо понимать: когда мы говорим о цифровом телевидении или, например, умном доме, речь идет о комплексном продукте. Помимо непосредственно «физического» устройства, есть большое количество экосистем, серверов и другого оборудования, сетей связи, каналов, маршрутизаторов — в общем, задействована масса устройств, которые услугу и предоставляют.
И, конечно, мы целенаправленно идем к тому, чтобы в этом комплексе было как можно больше российских компонентов и как можно меньше покупных иностранных, больше open-source компонентов и слабее зависимость от внешних вендоров. В наших решениях в плане софта очень редки иностранные компоненты с уникальными характеристиками. У нас есть планы по дальнейшему импортозамещению.
Но производство российской микроэлектроники — это вопрос «курицы и яйца». Российское оборудование не появится, если на него не будет спроса. Спрос на российское оборудование не появится, если не будет оборудования, которое уже можно использовать. Очень здорово, что как раз сейчас правительство через сквозные проекты с помощью новой программы и нового видения стимулирует развитие микроэлектроники, чипов и устройств в целом.
Здесь «Ростелеком» играет активную роль со своими ЦОДами и серверами, видеонаблюдением и технологиями умных камер как ключевой игрок на рынке.
В общем, есть программа, мы в ней активно участвуем и искренне верим, что надо разрубать этот гордиев узел, формировать спрос на российскую микроэлектронику. Только тогда появится и сама микроэлектроника. Если на нее будет большой спрос, то стоить она будет меньше, а если объем производства будет небольшой, то цена для российского потребителя будет слишком высокой. Все определяет масштаб.
«Умный город» в нашей новой стратегии называется кластером. Суть в том, чтобы из некоторой монолитной телеком-структуры с не очень понятными снаружи проектными историями сформировать другую структуру — то, что мы называем кластерами. Кластеры — это ЦОДы и облачные сервисы, информационная безопасность, цифровая медицина, государственные цифровые сервисы, и в том числе так называемый цифровой регион. Его обычно и называют умным городом. Но многие комплексы региональной цифровизации разворачиваются на территории за пределами населенных пунктов. Это в принципе не город, поэтому у нас проект и называется цифровым регионом.
Надо понимать, что в этой области мы выступам как коммерческая организация со своими специфическими конкурентами. С одной стороны, удобно все это называть одним словосочетанием, но на самом деле сюда входит огромное количество очень разных проектов в разных областях цифровизации региона. Это и умное освещение, и безопасные дороги — много всего. Их можно типизировать, но этих типов — десятки.
Для нас это большое направление, в котором мы собираем компетенции. Большая часть нашего софта — собственное или партнерское, российское, импортозамещенное. Как мы относимся к тому, что появится свод единых правил или принципов? Прекрасно. Если это произойдет, будем в этом новом мире жить и работать. Если нет, нас это опечалит, но мы все равно продолжим работать.
Очевидно, что на этом рынке мы всего лишь один из игроков, вряд ли крупнейший. Но мы стараемся участвовать в дискуссиях и делаем свои ставки. Будет удобно, если наши продукты будут типовыми, будут легче встраиваться и интегрироваться в какие-то другие решения.
На самом деле достаточно небольшое. Зависит от того, как считать. Считать ли каналы связей, которые предоставляет «Ростелеком», или ЦОДы, которые используются?
Если мы говорим чисто про прикладные системы, то тогда выходит не так много — меньше одного процента. Но если мы говорим про комплекс целиком, то тогда, может быть, несколько процентов. В любом случае, мы видим в этом большой потенциал: рынок IT-проектов растет, пространства много. Для нас это, скорее, точка роста, нежели какая-то опора текущего бизнеса. Не зря мы выделили его в отдельный кластер. Таких кластеров у нас несколько, и мы делаем на них большую ставку.
Мне кажется, направление, выбранное правительством, правильное. Текущая конфигурация со сквозными проектами весьма перспективна. Хочется только, чтобы эту историю довели до конца, ни в коем случае не бросали на полпути. Если мы хотим перестать раздавать гранты на разработки, спрос на которые еще неизвестен, нужен подтвержденный спрос. А цена должна быть приемлемой для рынка.
Когда «Ростелеком» покупает что-то для себя, то может, наверное, купить дороже. Мы так и делаем в рамках импортозамещения: покупаем продукты, которые в целом хуже и, как правило, дороже. Но когда мы говорим про рынок телевидения или умного дома, речь идет о физических лицах, корпорациях или маленьких компаниях. Они хотят получить продукт, который можно купить, например, на Alibaba. Примерно вот такой по уровню он должен быть.
Все просто. Надо понимать, что рынок очень разный. С точки зрения импортозамещения, железно-софтовый рынок и рынок информационной безопасности одни из лучших. Там действительно представлено большое количество производителей, есть из кого выбирать. Варианты разного качества, но их много. Эти производители развиваются и выпускают новое оборудование. Их кратно больше, чем, например, производителей серверов или видеокамер. Поэтому я бы сказал, что глобально об этих рынках нужно меньше переживать.
Но есть несколько обратных ситуаций, которые складываются воедино и становятся общей картиной. Во-первых, важно держать в уме, что рынок информационной безопасности не статичен. Появляются новые угрозы, хакеры ведут промышленный шпионаж, реализуют новые атаки, создают инструменты для преодоления цифровой защиты. И иностранное, и российское оборудование развиваются соответственно. И в этом смысле противостоянию «пушка — броня» пока конца не видно. Так что нельзя сейчас просто взять и все сделать. Где-то мы весьма неплохо выглядим, где-то отстаем, но практически везде двигаемся вперед.
Во-вторых, в России есть большой выбор отечественного оборудования и программного обеспечения. Мы сами разрабатываем много ПО и продаем его. Есть такие же компании на рынке — мы тут явно не системообразующий игрок. Так что есть из чего выбрать.
В-третьих, существует, конечно, ценовая проблематика. Не в плане цены, а в плане TCO. Например, есть российское оборудование, которому требуется вдвое больше энергопотребления, при том же размере в юнитах — общепринятой единице измерения встраиваемых серверных и сетевых устройств. То есть по факту оно получится в два раза дороже импорта. И вот здесь, конечно, есть масса вещей, в которых нам еще нужно развиваться.
В-четвертых, есть достаточно прогрессивное российское оборудование, которое начинает отрываться от зарубежных аналогов, позволяет формировать другие контуры защиты. Это здорово. Мы пока видим некоторые проблемы с производительностью, но ожидаем, что их решат, поэтому с уровня отстающих можем в каких-то областях даже продвинуться. Мне кажется, эта область требует меньше всего государственного внимания, в ней и так все очень неплохо.
В первую очередь это пользовательское оборудование: его покупает пользователь, отталкиваясь от качества и характеристик. Он не смотрит, сделано оно в России или нет. По большому количеству пользовательского оборудования есть вопросы. Можем ли мы его сделать? Можем. Но люди его не будут покупать за ту цену, которую мы можем предложить.
Здесь я очень рассчитываю на сквозные проекты, потому что за счет стимулирования спроса и формирования больших заказов можно снизить себестоимость.
Второе — это, конечно, серверное оборудование. На текущий момент серверное оборудование, производимое в России, как правило, не российское. А то, что действительно российское, оно, конечно, с точки зрения полного TCO (то есть в пересчете единицы производительности на стоимость), куда входит ЦОД, энергопотребление, охлаждение… Туда, конечно, нужно много вкладываться.
И здесь я опять очень рассчитываю на сквозные проекты. На формирование спроса на чипы. На проектирование в России открытой архитектуры набора команд RISC-V, если мы ее выберем. Опять-таки на большие масштабы, которые позволят делать все это за разумные деньги.
Я понимаю, что на рынке есть компании, которые хотели бы получить от правительства какую-нибудь дотацию в пять миллиардов, чтобы у них все сразу стало хорошо. Можно, конечно, закидывать правительство всевозможными письмами в духе «дайте нам денег, и сразу все наладится». Но мы отдаем себе отчет, что телеком- и IT-отрасли пострадали от пандемии меньше многих. В России есть другие отрасли, которым нужно помочь. Хотели бы мы очень много денег? Теоретически, наверное, да, но практически — нет.
Мы считаем, что должны идти по тому направлению, которое уже есть, развивать его и не сворачивать. Должны довести до ума сквозные проекты, а там будет еще много препятствий, которые предстоит преодолеть. Главное — сохранить этот вектор. Я считаю, что этого будет достаточно. Не нужно распыляться.
Меры, которые принимает государство, достаточно интересные, заметные и свежие. Здесь важно понимать, что это не просто раздача денег. Действовать должно как правительство, так и игроки рынка.
Мне кажется, в этом их миссия, роль и функция. Если мы говорим про классического интернет-провайдера, то он фундамент любой цифровой трансформации и цифровизации вообще. Очевидно, что всем нужно подключаться к каким-то каналам связи, и те должны быть быстрыми, надежными. Эта функция понятна.
Но если брать такую компанию, как «Ростелеком», то у нее функция существенно шире. Если вы откроете содержание учебника по цифровой трансформации, то первая часть будет про то, как меняются компании и трансформируются бизнес-модели, а вторая — про вектор новых технологий: блокчейн, облака, IoT и т. д. Если посмотреть на «Ростелеком», то это ровно те технологии и продукты, которыми мы сейчас и занимаемся.
Компании, которые не являются чистыми интернет-провайдерами, конечно, шире вовлечены в цифровую трансформацию. Однако для них это не только миссия, но и бизнес.