«И так я попала в эту заварушку»
Людмила
Ермакова
Ермакова
Я окончила журфак МГУ. В вуз пришел кадровик из ТАСС и отобрал трёх выпускников — двух мальчиков и меня. Почему меня — не знаю, девочек тогда брали мало. Может быть, из-за красного диплома.
Я об агентстве знала только фразу «ТАСС уполномочен заявить» — думала, что это что-то вроде МИДа, очень строгое, официальное, что мне там будет непонятно и скучно. Раздумывала, советовалась с семьёй. А у меня сестра была замужем за дипломатом, и он говорит: «Иди, там интересно, многому научишься, «поумнеешь».
Мы пришли в ТАСС на смотрины, на входе милиционер просит предъявить документы. У мальчиков были паспорта, а я роюсь, роюсь в сумке — тогда как раз большие сумки входили в моду, — а паспорта нет. Стою маленькая, с большой сумкой, и меня пронизывает страх — сейчас со мной даже разговаривать не станут! Но милиционер всё понял и пропустил.
Нас взяли стажёрами, а всем стажёрам всегда хотелось в отдел культуры. А нам с Колей Великановым предложили общественно-партийную редакцию. Николай, который был на факультете очень активным комсомольцем, согласился (он работал там долго и успешно). А я испугалась партийной тематики, но сказать было неудобно. Я мялась-жалась, и мне говорят: тогда пойдёшь в промышленную редакцию.
А там мне устроили проверку. Дали какую-то заметку про домну — на-ка, отредактируй. Я сидела, всерьёз пыхтела, пытаясь разобраться, вставила какие-то живые слова про сталевара, и когда они увидели, как я с ней поработала, решили, что из меня можно что-то вылепить.
У меня не было вопроса — оставаться ли здесь работать. Меня поразили люди, их эрудиция. У нас в отделе работала ещё одна женщина — Надежда Ивановна Александрова, хрупкая блондинка с прозрачной кожей. Оказалось, на фронте она была политруком целого батальона. В ТАСС после войны пришло примерно 300 фронтовиков. Они посмотрели, как живёт Европа, и, когда вернулись, захотели получить высшее образование, выучить языки, разобраться в «мирских делах». Они пришли в агентство с жизненным опытом, закалкой. Понимали, что надо много работать, страну поднимать после войны. Это был костяк редакции — очень серьёзные люди, собранные. У них было легко учиться, даже не надо было просить что-то объяснить — сами рассказывали.
Совсем молоденькая была, когда меня взяли на сессию Верховного Совета СССР в Кремль. Боже мой! Я вижу всех депутатов, а это самые известные люди страны, и я к любому могу подойти и задать вопрос. Потом я уже была ответственным секретарём редакции, занималась в том числе собкоровской сетью, сама работала как корреспондент. Всю страну объездила — от Сахалина и до Калининграда.
Когда началась перестройка и, как говорит сейчас молодёжь, политическая движуха, связанная с большими надеждами на демократию, открытостью, законом для всех, захотела поработать c новыми институтами власти, поучаствовать в их становлении.
А мне лет уже немало было. Советовалась с коллегами, с главным кадровиком Степаном Матвеевичем Германом, который брал меня на работу: «Хочу перейти в обозреватели, как вы считаете, не поздно?» А он был фронтовик, человек обстоятельный и при этом добрый. Сказал: «Иди, что в кабинете сидеть, это я с больной ногой не могу выйти «в поле» (фронтовое ранение), а ты побегай. Снова будет интересно жить и работать». И так я попала в эту политическую заварушку.
В августе 1991-го, когда был путч, я вышла из Белого дома — вокруг полно народу, митинги. Женщина в белом фартуке и колпаке кричит: «Пирожки, пирожки, подходите, бесплатные!» Мы спрашиваем: «А почему бесплатные?» — «А это из нашей столовой, для митингующих, для демократов, мы вас угощаем, с утра пекли!» Вот такая была обстановка, дух захватывало!
ТАСС причастен ко всем событиям. За 120 лет он не останавливал работу ни на один день и пережил все режимы, от царя-батюшки, большевиков и до наших дней, сохранив устои и своё лицо. ТАСС — труженик. И все, кто тут работают, трудяги. Если ты неравнодушный человек, если тебя интересует происходящее вокруг, то это твоё место.
Что такое работа в ТАСС? Суббота, у тебя день рождения, звонит вечером заведующий редакцией и говорит: сделай-ка быстро комментарий такого-то. Ты бросаешь гостей, не идёшь за стол, не несёшь им утку, которую уже поджарила, а садишься на телефон и начинаешь искать этого человека. Вот если ты к такому готов, иди сюда работать.
Я об агентстве знала только фразу «ТАСС уполномочен заявить» — думала, что это что-то вроде МИДа, очень строгое, официальное, что мне там будет непонятно и скучно. Раздумывала, советовалась с семьёй. А у меня сестра была замужем за дипломатом, и он говорит: «Иди, там интересно, многому научишься, «поумнеешь».
Мы пришли в ТАСС на смотрины, на входе милиционер просит предъявить документы. У мальчиков были паспорта, а я роюсь, роюсь в сумке — тогда как раз большие сумки входили в моду, — а паспорта нет. Стою маленькая, с большой сумкой, и меня пронизывает страх — сейчас со мной даже разговаривать не станут! Но милиционер всё понял и пропустил.
Нас взяли стажёрами, а всем стажёрам всегда хотелось в отдел культуры. А нам с Колей Великановым предложили общественно-партийную редакцию. Николай, который был на факультете очень активным комсомольцем, согласился (он работал там долго и успешно). А я испугалась партийной тематики, но сказать было неудобно. Я мялась-жалась, и мне говорят: тогда пойдёшь в промышленную редакцию.
А там мне устроили проверку. Дали какую-то заметку про домну — на-ка, отредактируй. Я сидела, всерьёз пыхтела, пытаясь разобраться, вставила какие-то живые слова про сталевара, и когда они увидели, как я с ней поработала, решили, что из меня можно что-то вылепить.
У меня не было вопроса — оставаться ли здесь работать. Меня поразили люди, их эрудиция. У нас в отделе работала ещё одна женщина — Надежда Ивановна Александрова, хрупкая блондинка с прозрачной кожей. Оказалось, на фронте она была политруком целого батальона. В ТАСС после войны пришло примерно 300 фронтовиков. Они посмотрели, как живёт Европа, и, когда вернулись, захотели получить высшее образование, выучить языки, разобраться в «мирских делах». Они пришли в агентство с жизненным опытом, закалкой. Понимали, что надо много работать, страну поднимать после войны. Это был костяк редакции — очень серьёзные люди, собранные. У них было легко учиться, даже не надо было просить что-то объяснить — сами рассказывали.
Совсем молоденькая была, когда меня взяли на сессию Верховного Совета СССР в Кремль. Боже мой! Я вижу всех депутатов, а это самые известные люди страны, и я к любому могу подойти и задать вопрос. Потом я уже была ответственным секретарём редакции, занималась в том числе собкоровской сетью, сама работала как корреспондент. Всю страну объездила — от Сахалина и до Калининграда.
Когда началась перестройка и, как говорит сейчас молодёжь, политическая движуха, связанная с большими надеждами на демократию, открытостью, законом для всех, захотела поработать c новыми институтами власти, поучаствовать в их становлении.
А мне лет уже немало было. Советовалась с коллегами, с главным кадровиком Степаном Матвеевичем Германом, который брал меня на работу: «Хочу перейти в обозреватели, как вы считаете, не поздно?» А он был фронтовик, человек обстоятельный и при этом добрый. Сказал: «Иди, что в кабинете сидеть, это я с больной ногой не могу выйти «в поле» (фронтовое ранение), а ты побегай. Снова будет интересно жить и работать». И так я попала в эту политическую заварушку.
В августе 1991-го, когда был путч, я вышла из Белого дома — вокруг полно народу, митинги. Женщина в белом фартуке и колпаке кричит: «Пирожки, пирожки, подходите, бесплатные!» Мы спрашиваем: «А почему бесплатные?» — «А это из нашей столовой, для митингующих, для демократов, мы вас угощаем, с утра пекли!» Вот такая была обстановка, дух захватывало!
ТАСС причастен ко всем событиям. За 120 лет он не останавливал работу ни на один день и пережил все режимы, от царя-батюшки, большевиков и до наших дней, сохранив устои и своё лицо. ТАСС — труженик. И все, кто тут работают, трудяги. Если ты неравнодушный человек, если тебя интересует происходящее вокруг, то это твоё место.
Что такое работа в ТАСС? Суббота, у тебя день рождения, звонит вечером заведующий редакцией и говорит: сделай-ка быстро комментарий такого-то. Ты бросаешь гостей, не идёшь за стол, не несёшь им утку, которую уже поджарила, а садишься на телефон и начинаешь искать этого человека. Вот если ты к такому готов, иди сюда работать.
О своей работе политического обозревателя Людмила Ермакова рассказала в книге «Формула ТАСС».
«Не женские стишки в альбом»
Жёсткая школа краткости и чёткости, которую я прошла в редакции, помогла мне во время похода атомного ледокола «Сибирь». Он вёл караван судов на Ямал, которые везли трубы для будущего газопровода в Европу.
На атомоходе действовал особый режим, связь с землёй была только через радиорубку и не для всех. Чтобы «не засорять эфир в Арктике», журналистам предложили отписываться, когда сойдём на берег (в 70-е годы не было ни мобильников, ни интернета.) Я убедила руководителя экспедиции, что для ТАСС, в отличие от газетчиков, это неприемлемый вариант. Мне поверили, но предупредили: «Пишите коротко и ясно, у связистов нет времени на всякие там охи».
Я должна была доказать, что информация спецкора ТАСС не женские стишки в альбом, чтобы моряки не пожалели, что взяли меня на борт, — суеверия насчёт женщин на корабле известны.
На атомоходе действовал особый режим, связь с землёй была только через радиорубку и не для всех. Чтобы «не засорять эфир в Арктике», журналистам предложили отписываться, когда сойдём на берег (в 70-е годы не было ни мобильников, ни интернета.) Я убедила руководителя экспедиции, что для ТАСС, в отличие от газетчиков, это неприемлемый вариант. Мне поверили, но предупредили: «Пишите коротко и ясно, у связистов нет времени на всякие там охи».
Я должна была доказать, что информация спецкора ТАСС не женские стишки в альбом, чтобы моряки не пожалели, что взяли меня на борт, — суеверия насчёт женщин на корабле известны.
Председатель Ассоциации журналистов-ветеранов ТАСС. В 1961 году пришла в агентство стажёром и осталась на всю жизнь. Работала редактором, ответственным секретарём редакции, политическим обозревателем. Награждена орденами Дружбы и «Знак Почёта». Некоторые из её бывших стажёров давно вошли в руководство ТАСС.
Я старалась в отведённое мне время вместить в одну страничку интервью капитана и начальника атомной установки, настроение моряков — «Задание Родины выполним!», весь антураж, включая ледяные нагромождения, тряску и грохот, арктическое меню, бассейн с водой из Ледовитого океана, не нуждающейся в хлорке.
на главную
Когда я принесла капитану свой листок, он угостил меня чаем, а сам стал молча, внимательно читать каждую строчку — командир отвечает за всё, что происходит на корабле. Ничего не поправив, коротко сказал: «Даю добро», поставил подпись и попросил помполита отнести информацию в радиорубку, откуда она улетела радиограммой в Москву. А вскоре весточка из Арктики прозвучала в новостных передачах с Большой земли. Вечером меня пригласили в кают-компанию и попросили рассказать о ТАСС.
«Но журналист не может не поинтересоваться мнением президента в такой торжественный день…» — не унималась я. «А это верно, пусть спрашивает», — неожиданно поддержал меня Ельцин. И улыбнулся мне своей фирменной улыбкой: «Спрашивайте!»
Записав ответ, я, гордая и довольная, спускалась со сцены, предвкушая похвалу редакции, но вдруг сбоку подошёл солидный мужчина и тихо сказал: «Вы крепко подвели меня, к президенту нельзя было обращаться». «Но я, как журналист, не могла упустить такой шанс. Понимаете?» — вновь затянула я. «Понимаю, но я, как ответственное лицо, не должен был допустить такой ситуации, и теперь у меня могут быть неприятности», — ответил он.
Мне стало жаль, что я подвела человека, и я чистосердечно заверила, что в случае чего готова взять всю вину на себя, объяснив законы нашей профессии.
Я протянула ему визитку с телефоном, пообещав явиться куда следует, если понадобится. «Если понадобится, вас и без визитки найдут», — сухо заметил мой собеседник.
Слава богу, не понадобилось, никаких звонков и разборок не последовало. Но и радость моя от репортёрского налёта на президента быстро прошла. На Главном выпуске пояснили, что в интервью Ельцин повторил примерно то же, что сказал с трибуны, и мой эксклюзив на ленту не дали…
Мне стало жаль, что я подвела человека, и я чистосердечно заверила, что в случае чего готова взять всю вину на себя, объяснив законы нашей профессии.
Я протянула ему визитку с телефоном, пообещав явиться куда следует, если понадобится. «Если понадобится, вас и без визитки найдут», — сухо заметил мой собеседник.
Слава богу, не понадобилось, никаких звонков и разборок не последовало. Но и радость моя от репортёрского налёта на президента быстро прошла. На Главном выпуске пояснили, что в интервью Ельцин повторил примерно то же, что сказал с трибуны, и мой эксклюзив на ленту не дали…
***
В составе редакционной бригады я освещала чрезвычайно важное для молодой России мероприятие — подписание Федеративного договора между центром и регионами. Разработка этого документа, от которого зависели целостность и дальнейшее развитие нашего государства, шла долго, трудно, учитывая позицию некоторых субъектов федерации и партий.
Поэтому, когда торжественное собрание в Кремлёвском дворце съездов наконец состоялось, настроение у всех было приподнятое. После подписания договора президент Борис Ельцин покинул сцену, а публика не торопилась расходиться, люди потянулись к сцене, чтобы взглянуть на исторический документ. Обстановка была непринуждённая, гости поздравляли друг друга. Журналисты, воспользовавшись свободной атмосферой, носились по залу, добывая отклики.
Увидев в углу у самого края сцены тогдашнего министра обороны Грачёва, я подошла к нему с диктофоном. Он начал отвечать, но вдруг буквально в паре шагов от нас слегка раздвинулся боковой занавес, и в щёлке я увидела голову Бориса Николаевича, с любопытством и явным удовольствием следившего за происходящим. Сработал репортёрский рефлекс, и, забыв о министре, я ринулась к президенту.
«Борис Николаевич, скажите, пожалуйста…» — радостно начала я, подставляя диктофон (мне выдали к мероприятию новый, последней модели).
Но в это время чья-то рука попыталась задвинуть портьеру, и чей-то голос за занавесом произнёс: «Президент занят».
Поэтому, когда торжественное собрание в Кремлёвском дворце съездов наконец состоялось, настроение у всех было приподнятое. После подписания договора президент Борис Ельцин покинул сцену, а публика не торопилась расходиться, люди потянулись к сцене, чтобы взглянуть на исторический документ. Обстановка была непринуждённая, гости поздравляли друг друга. Журналисты, воспользовавшись свободной атмосферой, носились по залу, добывая отклики.
Увидев в углу у самого края сцены тогдашнего министра обороны Грачёва, я подошла к нему с диктофоном. Он начал отвечать, но вдруг буквально в паре шагов от нас слегка раздвинулся боковой занавес, и в щёлке я увидела голову Бориса Николаевича, с любопытством и явным удовольствием следившего за происходящим. Сработал репортёрский рефлекс, и, забыв о министре, я ринулась к президенту.
«Борис Николаевич, скажите, пожалуйста…» — радостно начала я, подставляя диктофон (мне выдали к мероприятию новый, последней модели).
Но в это время чья-то рука попыталась задвинуть портьеру, и чей-то голос за занавесом произнёс: «Президент занят».
Я окончила журфак МГУ. В вуз пришел кадровик из ТАСС и отобрал трёх выпускников — двух мальчиков и меня. Почему меня — не знаю, девочек тогда брали мало. Может быть, из-за красного диплома.
Я об агентстве знала только фразу «ТАСС уполномочен заявить» — думала, что это что-то вроде МИДа, очень строгое, официальное, что мне там будет непонятно и скучно. Раздумывала, советовалась с семьёй. А у меня сестра была замужем за дипломатом, и он говорит: «Иди, там интересно, многому научишься, «поумнеешь».
Мы пришли в ТАСС на смотрины, на входе милиционер просит предъявить документы. У мальчиков были паспорта, а я роюсь, роюсь в сумке — тогда как раз большие сумки входили в моду, — а паспорта нет. Стою маленькая, с большой сумкой, и меня пронизывает страх — сейчас со мной даже разговаривать не станут! Но милиционер всё понял и пропустил.
Я об агентстве знала только фразу «ТАСС уполномочен заявить» — думала, что это что-то вроде МИДа, очень строгое, официальное, что мне там будет непонятно и скучно. Раздумывала, советовалась с семьёй. А у меня сестра была замужем за дипломатом, и он говорит: «Иди, там интересно, многому научишься, «поумнеешь».
Мы пришли в ТАСС на смотрины, на входе милиционер просит предъявить документы. У мальчиков были паспорта, а я роюсь, роюсь в сумке — тогда как раз большие сумки входили в моду, — а паспорта нет. Стою маленькая, с большой сумкой, и меня пронизывает страх — сейчас со мной даже разговаривать не станут! Но милиционер всё понял и пропустил.
Нас взяли стажёрами, а всем стажёрам всегда хотелось в отдел культуры. А нам с Колей Великановым предложили общественно-партийную редакцию. Николай, который был на факультете очень активным комсомольцем, согласился (он работал там долго и успешно). А я испугалась партийной тематики, но сказать было неудобно. Я мялась-жалась, и мне говорят: тогда пойдёшь в промышленную редакцию.
А там мне устроили проверку. Дали какую-то заметку про домну — на-ка, отредактируй. Я сидела, всерьёз пыхтела, пытаясь разобраться, вставила какие-то живые слова про сталевара, и когда они увидели, как я с ней поработала, решили, что из меня можно что-то вылепить.
У меня не было вопроса — оставаться ли здесь работать. Меня поразили люди, их эрудиция. У нас в отделе работала ещё одна женщина — Надежда Ивановна Александрова, хрупкая блондинка с прозрачной кожей. Оказалось, на фронте она была политруком целого батальона. В ТАСС после войны пришло примерно 300 фронтовиков. Они посмотрели, как живёт Европа, и, когда вернулись, захотели получить высшее образование, выучить языки, разобраться в «мирских делах». Они пришли в агентство с жизненным опытом, закалкой. Понимали, что надо много работать, страну поднимать после войны. Это был костяк редакции — очень серьёзные люди, собранные. У них было легко учиться, даже не надо было просить что-то объяснить — сами рассказывали.
Совсем молоденькая была, когда меня взяли на сессию Верховного Совета СССР в Кремль. Боже мой! Я вижу всех депутатов, а это самые известные люди страны, и я к любому могу подойти и задать вопрос. Потом я уже была ответственным секретарём редакции, занималась в том числе собкоровской сетью, сама работала как корреспондент. Всю страну объездила — от Сахалина и до Калининграда.
А там мне устроили проверку. Дали какую-то заметку про домну — на-ка, отредактируй. Я сидела, всерьёз пыхтела, пытаясь разобраться, вставила какие-то живые слова про сталевара, и когда они увидели, как я с ней поработала, решили, что из меня можно что-то вылепить.
У меня не было вопроса — оставаться ли здесь работать. Меня поразили люди, их эрудиция. У нас в отделе работала ещё одна женщина — Надежда Ивановна Александрова, хрупкая блондинка с прозрачной кожей. Оказалось, на фронте она была политруком целого батальона. В ТАСС после войны пришло примерно 300 фронтовиков. Они посмотрели, как живёт Европа, и, когда вернулись, захотели получить высшее образование, выучить языки, разобраться в «мирских делах». Они пришли в агентство с жизненным опытом, закалкой. Понимали, что надо много работать, страну поднимать после войны. Это был костяк редакции — очень серьёзные люди, собранные. У них было легко учиться, даже не надо было просить что-то объяснить — сами рассказывали.
Совсем молоденькая была, когда меня взяли на сессию Верховного Совета СССР в Кремль. Боже мой! Я вижу всех депутатов, а это самые известные люди страны, и я к любому могу подойти и задать вопрос. Потом я уже была ответственным секретарём редакции, занималась в том числе собкоровской сетью, сама работала как корреспондент. Всю страну объездила — от Сахалина и до Калининграда.
Когда началась перестройка и, как говорит сейчас молодёжь, политическая движуха, связанная с большими надеждами на демократию, открытостью, законом для всех, захотела поработать c новыми институтами власти, поучаствовать в их становлении.
А мне лет уже немало было. Советовалась с коллегами, с главным кадровиком Степаном Матвеевичем Германом, который брал меня на работу: «Хочу перейти в обозреватели, как вы считаете, не поздно?» А он был фронтовик, человек обстоятельный и при этом добрый. Сказал: «Иди, что в кабинете сидеть, это я с больной ногой не могу выйти «в поле» (фронтовое ранение), а ты побегай. Снова будет интересно жить и работать». И так я попала в эту политическую заварушку.
В августе 1991-го, когда был путч, я вышла из Белого дома — вокруг полно народу, митинги. Женщина в белом фартуке и колпаке кричит: «Пирожки, пирожки, подходите, бесплатные!» Мы спрашиваем: «А почему бесплатные?» — «А это из нашей столовой, для митингующих, для демократов, мы вас угощаем, с утра пекли!» Вот такая была обстановка, дух захватывало!
ТАСС причастен ко всем событиям. За 120 лет он не останавливал работу ни на один день и пережил все режимы, от царя-батюшки, большевиков и до наших дней, сохранив устои и своё лицо. ТАСС — труженик. И все, кто тут работают, трудяги. Если ты неравнодушный человек, если тебя интересует происходящее вокруг, то это твоё место.
Что такое работа в ТАСС? Суббота, у тебя день рождения, звонит вечером заведующий редакцией и говорит: сделай-ка быстро комментарий такого-то. Ты бросаешь гостей, не идёшь за стол, не несёшь им утку, которую уже поджарила, а садишься на телефон и начинаешь искать этого человека. Вот если ты к такому готов, иди сюда работать.
А мне лет уже немало было. Советовалась с коллегами, с главным кадровиком Степаном Матвеевичем Германом, который брал меня на работу: «Хочу перейти в обозреватели, как вы считаете, не поздно?» А он был фронтовик, человек обстоятельный и при этом добрый. Сказал: «Иди, что в кабинете сидеть, это я с больной ногой не могу выйти «в поле» (фронтовое ранение), а ты побегай. Снова будет интересно жить и работать». И так я попала в эту политическую заварушку.
В августе 1991-го, когда был путч, я вышла из Белого дома — вокруг полно народу, митинги. Женщина в белом фартуке и колпаке кричит: «Пирожки, пирожки, подходите, бесплатные!» Мы спрашиваем: «А почему бесплатные?» — «А это из нашей столовой, для митингующих, для демократов, мы вас угощаем, с утра пекли!» Вот такая была обстановка, дух захватывало!
ТАСС причастен ко всем событиям. За 120 лет он не останавливал работу ни на один день и пережил все режимы, от царя-батюшки, большевиков и до наших дней, сохранив устои и своё лицо. ТАСС — труженик. И все, кто тут работают, трудяги. Если ты неравнодушный человек, если тебя интересует происходящее вокруг, то это твоё место.
Что такое работа в ТАСС? Суббота, у тебя день рождения, звонит вечером заведующий редакцией и говорит: сделай-ка быстро комментарий такого-то. Ты бросаешь гостей, не идёшь за стол, не несёшь им утку, которую уже поджарила, а садишься на телефон и начинаешь искать этого человека. Вот если ты к такому готов, иди сюда работать.
