«Ты варишь суп — и тут из МЧС звонят»

Татьяна
Хан

Я училась на журфаке МГУ, и надо было срочно закрыть практику. Из предложенных вариантов выбрала ТАСС только потому, что он к факультету ближе всего. Пришла, и ответственный секретарь спросил, куда я хочу. Говорю: «Мне бы в культуру». — «Какая культура, там всё занято! Вот у нас отдел убийств есть». Он тогда только формировался, и туда катастрофически не хватало людей. Ну, убийства так убийства, практика же длится всего месяц. А когда мне предложили стажёрскую ставку, подумала: почему нет? Журфак по-прежнему рядом.

Этот отдел работал со всеми силовыми структурами, кроме Министерства обороны. В те времена случалось много заказных убийств, терактов, техногенных катастроф. Мы постоянно были в движении, в гуще событий. И мне понравилось быть востребованной, постепенно я начала этим жить. Хотелось всё ногами пройти, руками потрогать, пережить, почувствовать причастность к делу спасения людей. Буквально через год у меня уже сформировалась зависимость от новостей. Да, это плохие новости, но случались и хорошие. Где-то людям смогли оказать помощь, террористическая угроза снижалась, пожаров в новогодние праздники становилось меньше. Я поняла, что могу дать информацию, которую особенно ждут в зоне катастрофы. Задать спикеру вопрос, ответ на который, возможно, не принесёт миллион ссылок и хайп, но даст пострадавшим людям силы жить дальше. Это не может не зацепить.

Мне несколько раз предлагали уйти в другое СМИ и на абсолютно другие деньги. Но для меня уход стал бы предательством. Тем более уход к конкурентам — как я буду конкурировать со своими? Как бы это пафосно ни звучало, ТАСС — это дом, семья, люди, с которыми я очень много прошла. И ещё мне важно, что я как корреспондент могу развиваться постоянно. Каждый раз при отработке важной темы думаешь: здесь могла бы сделать лучше, здесь не додумала, не спрогнозировала, не спродюсировала, сама себя не выстроила… А здесь вообще плохо написано! И эти проигрыши важнее, чем выигрыши. От них зависит твоё развитие как журналиста: анализируешь и понимаешь, как сделать в следующий раз.

Захват заложников в Беслане — единственная чрезвычайная ситуация, которую я не смогла отработать. Я тогда только вернулась из отпуска — и сразу ушла обратно. Поняла, что не могу. У меня ушли годы, чтобы научиться отрабатывать тему, не рефлексируя. Рефлексируешь потом, когда начинаешь копаться в причинах события. После пожара в «Зимней вишне» я замучила друзей среди московских пожарных: объясните, почему детей не смогли спасти? Со всеми спикерами говорила про это, уже полгода прошло, никто не понимал, чего я к ним лезу с этой темой, а меня не отпускало. Многие уходят из редакций чрезвычайных происшествий, потому что не могут быть постоянно в негативе. Это правда тяжело: кто-то отдыхает на море, а у тебя «Зимняя вишня» в голове. Но я не искала свою тему, она сама меня нашла. И в любой другой тематике я себя не представляю.

В ТАСС стоит работать, потому что это лучшая школа. Я до сих пор учусь: открываю наши базы, анализирую, смотрю, как писали раньше. Мы не уходим в желтизну, не опускаемся до копания в нижнем белье, для нас важно держать марку. А для этого нужен вкус, такт и понимание контекста. Я считаю, что именно здесь могут этому научить. А ещё работа в ТАСС — это непредсказуемость. Ты варишь суп — и тут из МЧС звонят. И надо всё бросать и собираться в командировку.

…Это был август [2001 года]. Я стажёр оперативного отдела, только окончила четвёртый курс журфака МГУ. Корреспондент, занимавшийся тогда темой МЧС, ушёл в отпуск. А меня отправили в якутский Ленск, который восстанавливали после катастрофического наводнения.

Это была не просто моя первая командировка в жизни, это была первая командировка в зону чрезвычайной ситуации, первая командировка с главой МЧС, которым тогда был Сергей Шойгу. Ленск к сентябрю должны были заново отстроить, в общем, как обычно происходит после таких природных бедствий, сделать из него «город-сад». Шойгу летел инспектировать все эти восстановительные работы. Я уже не помню, какие тогда наставления давал руководитель оперативного отдела Игорь Фёдорович Надеждин (уверена, что ценные), меня волновало только одно — не потерять спутниковый телефон в виде чемодана. Мне сразу же не понравились замначальника пресс-службы МЧС В. Б., министр, самолёт, стюардессы, сидевшие рядом со мной журналисты, вертолёт Ми-26, на котором мы из Мирного добрались до Ленска.

Мне категорически не понравилось жить в палатках, а не в гостинице со всеми удобствами, мне не понравились совещания в этих же палатках. И да, каша из полевой кухни мне тоже не понравилась, как и объезд стройплощадок по бездорожью. На самом деле я просто к этому всему не была готова ни морально, ни физически. Я с трудом понимала, какой информации ждёт от меня агентство и ждёт ли её вообще.

…Новостники тексты диктовали по телефону стенографисткам на выпуске. Опытные делали это с ходу. Мне диктовка безумно нравилась, но быстро я это делать ещё не могла, текст сначала приходилось выводить на бумаге кривым почерком. Эра мобильного интернета ещё не наступила, да и сотовая связь была далеко не везде. Поэтому мне и выдали этот прекрасный спутниковый чемоданчик, которым я умела пользоваться так же, как бензопилой.

Чтобы он заработал, его надо было настроить. На Индийский океан. Я понятия не имела, как в якутской тайге его найти. Мне постоянно приходилось дёргать кого-нибудь за рукав и просить о помощи, мне везло — мне попадался рукав одного и того же человека, который настраивал этот телефон-чемодан и в умилении от моей беспомощности сам набирал номер. На третий раз ко мне подбежал В. Б. и зло прошипел:

— Я тебя больше никуда не возьму, ты ещё министра попроси телефон тебе настроить. Ты вообще знаешь, кто это?
— Нет. И кто это?
— Это заместитель министра, Герой СССР Валерий Востротин.
— Ну и что?

Но проблемы с телефоном на этом не закончились. Когда мы уже вылетали из Мирного, мне надо было передать итоговый текст. Я присела рядом с самолётом, практически на взлётно-посадочной полосе, с трудом настроила спутник и минут 10 диктовала текст. Когда я, довольная собой, вошла в самолёт, В. Б. был в ярости. «Я тебя точно никуда больше не возьму. Ты понимаешь, что министр в самолёте и все мы ждём тебя и только тебя», — негодовал он.

Заместитель главного редактора ТАСС, руководитель редакции чрезвычайных происшествий и оперативной информации. Пришла в агентство на практику в конце 2000 года, с начала 2001 года работает официально. Награждена медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

…В душе я трижды перекрестилась, что меня больше никуда не возьмут и что таких, как мне тогда казалось, адских командировок в моей жизни больше не будет.

Я тогда ещё не знала, что такое в действительности катастрофа, что на чрезвычайную ситуацию можно подорваться из любого места и в любое время, что многие люди из МЧС станут родными и что это всё я очень сильно полюблю.

…В мае 2009 года я улетела на шахту «Распадская» из-за праздничного стола. На пожар в «Хромой лошади» в декабре того же года — из постели. <…> На Саяно-Шушенскую ГЭС я улетела сразу же после пресс-конференции Шойгу с полуразряженным ноутбуком и маленьким рюкзачком, лететь в Хакасию в тот день я никак не планировала. Сейчас я многого уже не вспомню. Но я до сих пор ощущаю атмосферу, настроения и запахи той аварии: битые стёкла под ногами на станции, куда Шойгу приехал ночью, десятки открытых гробов в посёлке энергетиков Черёмушки, духоту зала в местном ДК с воющими от горя родственниками, пропахшие валокордином и корвалолом улицы и магазины. И желание спать. И сырость, смешанную с запахом масла, в мокрых отсеках под машинным залом. И пугающую красоту на гребне ГЭС. <…>

Но мы делаем новости, даже такие. Там остро понимаешь, насколько важно быть аккуратным с информацией, потому что там живут люди, к которым уже пришло горе. <…>

Свою работу надо делать честно. И ещё любить то, что делаешь.

Спустя несколько дней у людей, чьи родные и знакомые не вернулись со станции, уже не оставалось никаких надежд, и их вопрос был безнадёжно страшным: «Скажите, но хотя бы все тела найдут? Вон, этим повезло, они уже своего хотя бы похоронили». В такие минуты люди вымаливают у Бога своего единственного, родного.

Я училась на журфаке МГУ, и надо было срочно закрыть практику. Из предложенных вариантов выбрала ТАСС только потому, что он к факультету ближе всего. Пришла, и ответственный секретарь спросил, куда я хочу. Говорю: «Мне бы в культуру». — «Какая культура, там всё занято! Вот у нас отдел убийств есть». Он тогда только формировался, и туда катастрофически не хватало людей. Ну, убийства так убийства, практика же длится всего месяц. А когда мне предложили стажёрскую ставку, подумала: почему нет? Журфак по-прежнему рядом.

Этот отдел работал со всеми силовыми структурами, кроме Министерства обороны. В те времена случалось много заказных убийств, терактов, техногенных катастроф. Мы постоянно были в движении, в гуще событий. И мне понравилось быть востребованной, постепенно я начала этим жить. Хотелось всё ногами пройти, руками потрогать, пережить, почувствовать причастность к делу спасения людей.

Буквально через год у меня уже сформировалась зависимость от новостей. Да, это плохие новости, но случались и хорошие. Где-то людям смогли оказать помощь, террористическая угроза снижалась, пожаров в новогодние праздники становилось меньше. Я поняла, что могу дать информацию, которую особенно ждут в зоне катастрофы. Задать спикеру вопрос, ответ на который, возможно, не принесёт миллион ссылок и хайп, но даст пострадавшим людям силы жить дальше. Это не может не зацепить.

Мне несколько раз предлагали уйти в другое СМИ и на абсолютно другие деньги. Но для меня уход стал бы предательством. Тем более уход к конкурентам — как я буду конкурировать со своими? Как бы это пафосно ни звучало, ТАСС — это дом, семья, люди, с которыми я очень много прошла. И ещё мне важно, что я как корреспондент могу развиваться постоянно. Каждый раз при отработке важной темы думаешь: здесь могла бы сделать лучше, здесь не додумала, не спрогнозировала, не спродюсировала, сама себя не выстроила… А здесь вообще плохо написано! И эти проигрыши важнее, чем выигрыши. От них зависит твоё развитие как журналиста: анализируешь и понимаешь, как сделать в следующий раз.

Захват заложников в Беслане — единственная чрезвычайная ситуация, которую я не смогла отработать. Я тогда только вернулась из отпуска — и сразу ушла обратно. Поняла, что не могу. У меня ушли годы, чтобы научиться отрабатывать тему, не рефлексируя. Рефлексируешь потом, когда начинаешь копаться в причинах события. После пожара в «Зимней вишне» я замучила друзей среди московских пожарных: объясните, почему детей не смогли спасти? Со всеми спикерами говорила про это, уже полгода прошло, никто не понимал, чего я к ним лезу с этой темой, а меня не отпускало. Многие уходят из редакций чрезвычайных происшествий, потому что не могут быть постоянно в негативе. Это правда тяжело: кто-то отдыхает на море, а у тебя «Зимняя вишня» в голове. Но я не искала свою тему, она сама меня нашла. И в любой другой тематике я себя не представляю.

В ТАСС стоит работать, потому что это лучшая школа. Я до сих пор учусь: открываю наши базы, анализирую, смотрю, как писали раньше. Мы не уходим в желтизну, не опускаемся до копания в нижнем белье, для нас важно держать марку. А для этого нужен вкус, такт и понимание контекста. Я считаю, что именно здесь могут этому научить. А ещё работа в ТАСС — это непредсказуемость. Ты варишь суп — и тут из МЧС звонят. И надо всё бросать и собираться в командировку.