«Интерес сокращает время в пути»

ВЛАДИСЛАВ
ТРЕТЬЯК

ВЛАДИСЛАВ
ТРЕТЬЯК
«Интерес сокращает время в пути»
Президент Федерации хоккея России, трехкратный олимпийский чемпион, депутат Госдумы последних созывов — в спецпроекте ТАСС к 20-летию РЖД

I. Об опозданиях, погоне на «Сапсане», баулах с формой, ночевке на вокзале и халявной игре
— Людей, Владислав Александрович, делят по полу — мальчики-девочки, по темпераменту — холерики, сангвиники… Можно еще две категории назвать: люди, которые вечно опаздывают типа меня, и те, кто приходит вовремя.
— За 21 год в спорте не пропустил ни одной тренировки и не люблю, когда кто-то другой опаздывает. Воспитывался в семье военнослужащего, у нас была дисциплина номером один, поэтому я всегда приходил вовремя. А жена на первое свидание опоздала на 40 минут, но все-таки дождался ее и сделал предложение.
— Где ждали?
— На площади Трех вокзалов. Татьяна жила в Монино, подумал, что ехать туда неохота, предложил: «Давайте встретимся на „Комсомольской“».

Решил: если не понравится, скажу, что у меня тренировка, и уеду. А если приглянется — другое дело. И вот жду-жду, а представляете, что такое стоять на Трех вокзалах? Люди узнают меня: автографы, фото на память… Тогда же хоккеисты были очень популярны, всех, как артистов, космонавтов, знали в лицо. Генеральный секретарь Брежнев любит хоккей, матчи все время показывали по телевидению. Словом, стоял, ко мне подходили, спрашивали: «Ты чего здесь-то?» Отвечал: «Да вот девушку жду». Позвонил из телефона-автомата будущей теще: «Где ваша дочка?» Говорит: «Да вот опоздала на электричку…»

Всю жизнь так и опаздывает, куда ни идет.

В тот раз, правда, все же пришла. Татьяна моя. Ну и любовь с первого взгляда…
— А от вас, получается, за жизнь ни разу поезд не ушел, последняя электричка не сбежала?
— Было однажды.
— Вот видите!
— Обычно стараюсь приехать на вокзал пораньше, за 2−3 часа до отправления стартую, мало ли что. А лет пять назад мы с друзьями собрались в Псково-Печорский монастырь, где служил знакомый владыка Тихон. К слову, болельщик хоккея. Он ждал нас.

По дороге на вокзал мы с Татьяной попали в огромную пробку — ни туда, ни сюда. Смотрим, уже опаздываем на поезд Москва — Псков. Что делать? Остановились у Курского вокзала. Говорю шоферу: «Бросай машину». А мы еще, знаете, взяли с собой воду, что-то покушать в дороге — курочка, огурчики, помидорчики, яички. В советское время стоило зайти в поезд, сразу разыгрывался аппетит, почему-то с порога купе хотелось есть. И обязательно — чай в подстаканнике, традиция такая.

Словом, решили попробовать добраться на метро, а я на нем давно не ездил. Бежим втроем: водитель, я, жена. Пока билеты купили, по эскалатору спустились… Татьяна говорит: «Езжайте сами, у меня сил нет, не могу за вами угнаться». А мы подбадриваем: «Давай!» Прибежали на вокзал, а поезд тюх-тюх-тюх и ушел.

Жена расстроилась: «Мы же на святое дело едем, помолиться. Как же так?» Я помогал монастырю, а тут получается, будто нас почему-то туда не пускают. Позвонил своему помощнику, он говорит: «Сейчас идет „Сапсан“ на Петербург. Он обгоняет поезд, на который вы опоздали».
Подхожу в кассы, билетов нет. Начальник «Сапсана» спрашивает: «Владислав, что?» Говорю: «Скоро отправление, посадите нас, очень надо». Он отвечает: «Мы вас возьмем зайцами».
И нам с женой нашли места.

Мы быстро проскочили до Твери, еще минут десять ждали поезда на Псков. Друзья, конечно, аплодировали, они уже попрощались с нами. А мы, получается, обогнали их на «Сапсане» и вместе поехали в монастырь.
— Наверное, и курочку успели поесть.
— Известность иногда помогает. Видите, начальник поезда проявил отзывчивость, посадил нас…
— Узнавать вас начали, наверное, году в 1971-м?
— Раньше, в 1969-м.
— Когда в сборную попали?
— Да, в 17 лет.
— Но чемпионом мира вы стали в 1970-м, а основным вратарем сборной — в 1971-м.
— Верно, в Стокгольме в 1970-м был вторым. Мой дебютный чемпионат мира, сыграл на нем несколько матчей. Коноваленко оставался первым номером, я занял это место уже в 1971-м. И на Олимпиаде в 1972-м провел все игры.

Узнавать стали сразу. Еще бы: 17-летнего пацана поставили в ворота ЦСКА, сильнейшего клуба страны. Мои фото обошли обложки журналов. Популярность обрушилась моментально.
— Головокружение от успехов поймали?
— В такой команде, как ЦСКА, подобного быть не могло. Там, например, играли десятикратный чемпион мира Александр Рагулин, трижды признававшийся лучшим хоккеистом страны Анатолий Фирсов, тренировал великий Анатолий Владимирович Тарасов… Попробуй-ка при них загуляй!

В 1969 году в ходе подготовки к чемпионату мира мы приехали на товарищеский матч в Швецию. Я купил себе модный клетчатый пиджак, брюки клеш. Ну и пришел так на тренировку. Тарасов говорит: «Что за стиляга?!» Игорь Ромишевский был у нас комсоргом: «Ну-ка, давайте его пропесочим…»

Команда выпускала стенгазету, боевой листок, где поздравляли с днем рождения, достижениями, а тут меня нарисовали в перстнях и с галстуком. Так стыдно было! Всыпали, значит, за клетчатый пиджак. У нас не забалуешь…

Хотя, конечно, приятно, что везде узнавали. Комментатор Николай Озеров хвалил, когда я играл. Если даже вдруг проводил плохой матч, он ничего не говорил, не критиковал. Такая любовь у Николая Николаевича была ко мне. Хотя он за «Спартак» всегда болел.

В ЦСКА при Тарасове жесткая дисциплина царила, девять месяцев в году мы жили на сборах, особо-то даже на улицу не ходили. Понимаете?

— Головокружение от успехов поймали?
— В такой команде, как ЦСКА, подобного быть не могло. Там, например, играли десятикратный чемпион мира Александр Рагулин, трижды признававшийся лучшим хоккеистом страны Анатолий Фирсов, тренировал великий Анатолий Владимирович Тарасов… Попробуй-ка при них загуляй!

В 1969 году в ходе подготовки к чемпионату мира мы приехали на товарищеский матч в Швецию. Я купил себе модный клетчатый пиджак, брюки клеш. Ну и пришел так на тренировку. Тарасов говорит: «Что за стиляга?!» Игорь Ромишевский был у нас комсоргом: «Ну-ка, давайте его пропесочим…»

Команда выпускала стенгазету, боевой листок, где поздравляли с днем рождения, достижениями, а тут меня нарисовали в перстнях и с галстуком. Так стыдно было! Всыпали, значит, за клетчатый пиджак. У нас не забалуешь…

Хотя, конечно, приятно, что везде узнавали. Комментатор Николай Озеров хвалил, когда я играл. Если даже вдруг проводил плохой матч, он ничего не говорил, не критиковал. Такая любовь у Николая Николаевича была ко мне. Хотя он за «Спартак» всегда болел.

В ЦСКА при Тарасове жесткая дисциплина царила, девять месяцев в году мы жили на сборах, особо-то даже на улицу не ходили. Понимаете?
— Штрафовали сильно?
— Порой хватало взгляда, чтобы все понять. Если Анатолий Тарасов был не в себе, приходил в раздевалку в скверном настроении, в его сторону никто не смотрел. Суровый тренер.

Ну и Виктор Тихонов такой же, кстати. Тогда все было по-другому. Команду держали строго. Достаточно сказать, что серебряные медали чемпионата мира и Олимпиады считались проигрышем. Сегодня это нормально. А раньше ждали золота. Это успех, остальное — нет.
— Штрафовали сильно?
— Порой хватало взгляда, чтобы все понять. Если Анатолий Тарасов был не в себе, приходил в раздевалку в скверном настроении, в его сторону никто не смотрел. Суровый тренер.

Ну и Виктор Тихонов такой же, кстати. Тогда все было по-другому. Команду держали строго. Достаточно сказать, что серебряные медали чемпионата мира и Олимпиады считались проигрышем. Сегодня это нормально. А раньше ждали золота. Это успех, остальное — нет.
— Теперь команды летают на чартерах, у них отдельный вагон, если нужно. А в ваше время как было?
— По-рабоче-крестьянски. Тарасов даже запрещал баулы с хоккейной амуницией отдавать носильщикам, чтобы их несли к вагону. Тихонов уже делал поблажки, а Анатолий Владимирович — нет. Мы на поездах ездили в Киев, Ленинград, Ижевск, другие города.

Представляете, моя форма весила под 20 килограммов, плюс — три клюшки, барсетка с зубной щеткой, бритвенными принадлежностями. Мог весь перрон тащить баул на себе. И, повторяю, не разрешалось звать носильщика.

Видел, как Тарасов приехал на тренировку, остановил машину и строго отчитал маму мальчика, которая помогала пятилетнему сыну нести неподъемную сумку с формой: «Женщина, зачем хоккеиста мне портите? Он сам должен носить баул». Такое было.

При Тихонове стало чуть полегче.

А сегодня игроки пальцем ни к чему не притрагиваются. Что в НХЛ, что в Континентальной хоккейной лиге. Мы на своих самолетах не летали. Путешествовали со всем народом.
— Хотя бы в спальном вагоне?
— Нет, конечно. Какой СВ? Обычное купе. В спальных никто не ездил. Мы даже не знали, что такие есть.

Однажды в Горьком случился курьез. Сыграли с местным «Торпедо» и сразу после матча и душа мокрые приехали на вокзал. Представляете, садимся в поезд на Москву, впихиваемся в вагон со своими баулами, клюшками, команда — 25 человек. Самые молодые ребята-хоккеисты тащат станок для точки коньков… У нас была иерархия, сами понимаете. Старики, ветераны не носили общее имущество вроде станка, предоставляя это право молодежи.
Словом, заходим, а на наших местах люди сидят. Спрашиваем: «Вы что тут делаете? Эти купе — для хоккеистов ЦСКА». А пассажиры смотрят в изумлении: «Ой, какие знаменитости! Рады видеть. Но… у нас билеты». Говорим: «Да как так? Не может быть!» Оказывается, может. Показывают свои билеты.

Выясняется: администратор клуба, хозяйственник из числа бывших летчиков, напутал с датами. Он взял билеты на поезд, отправлявшийся в 00:25, но ушедший… почти сутки назад. Такая вот незадача. Поэтому нас на законных основаниях выгнали из вагона. Что делать? Пассажиры благополучно уехали, а мы побежали в военную комендатуру. На перроне-то холодно. Нас всю ночь отправляли в Москву на проходящих поездах. На один посадят пять человек, на другой — троих. Так к утру все потихоньку-потихоньку и уехали.

Вот такой случай был.

— Хотя бы в спальном вагоне?
— Нет, конечно. Какой СВ? Обычное купе. В спальных никто не ездил. Мы даже не знали, что такие есть.

Однажды в Горьком случился курьез. Сыграли с местным «Торпедо» и сразу после матча и душа мокрые приехали на вокзал. Представляете, садимся в поезд на Москву, впихиваемся в вагон со своими баулами, клюшками, команда — 25 человек. Самые молодые ребята-хоккеисты тащат станок для точки коньков… У нас была иерархия, сами понимаете. Старики, ветераны не носили общее имущество вроде станка, предоставляя это право молодежи.

Словом, заходим, а на наших местах люди сидят. Спрашиваем: «Вы что тут делаете? Эти купе — для хоккеистов ЦСКА». А пассажиры смотрят в изумлении: «Ой, какие знаменитости! Рады видеть. Но… у нас билеты». Говорим: «Да как так? Не может быть!» Оказывается, может. Показывают свои билеты.

Выясняется: администратор клуба, хозяйственник из числа бывших летчиков, напутал с датами. Он взял билеты на поезд, отправлявшийся в 00:25, но ушедший… почти сутки назад. Такая вот незадача. Поэтому нас на законных основаниях выгнали из вагона. Что делать? Пассажиры благополучно уехали, а мы побежали в военную комендатуру. На перроне-то холодно. Нас всю ночь отправляли в Москву на проходящих поездах. На один посадят пять человек, на другой — троих. Так к утру все потихоньку-потихоньку и уехали.

Вот такой случай был.
— А как вы умещались в купе со своими баулами?
— Обычно со мной ехал второй вратарь, у него была такая же огромная сумка. Мы попросту бросали их внизу, в проходе между полками, в ящик для багажа они не влезали. Сидели, поджав ноги.

В Москве вытаскиваешь баул и несешь на себе. Незамысловатый сервис, прямо скажем. То ли дело сейчас, когда за хоккеистов все стирают, моют, подносят. Другая жизнь!
— А как вы умещались в купе со своими баулами?
— Обычно со мной ехал второй вратарь, у него была такая же огромная сумка. Мы попросту бросали их внизу, в проходе между полками, в ящик для багажа они не влезали. Сидели, поджав ноги.

В Москве вытаскиваешь баул и несешь на себе. Незамысловатый сервис, прямо скажем. То ли дело сейчас, когда за хоккеистов все стирают, моют, подносят. Другая жизнь!
— Завидуете, Владислав Александрович, хотя утверждали, что вам это чувство не знакомо.
— Рассказываю, как есть. Хорошо, что о хоккеисте заботятся. Главное для него — играть, а не стирать форму, думать о чем-то постороннем. Зачем эти бытовые сложности нужны? Без них, конечно, лучше, удобнее.

Нет, никому я не завидую.
— Прикидывали когда-нибудь, сколько вы налетали, наездили?
— Как тут сосчитаешь? За молодежную сборную СССР я впервые сыграл в 15 лет, полетел на Ил-18 в Болгарию.

Но самый продолжительный и длинный перелет был позже. Расскажу.

В 1976 году к нам в Советский Союз приехала знаменитая канадская команда «Виннипег Джетс» во главе с Бобби Халлом. Клуб участвовал в турнире на приз газеты «Известия».

Соревнование закончилось 21 декабря, и мы вместе с канадцами полетели в Японию на товарищеские матчи, запланированные на Новый год. Сыграли 31 декабря и 1 января, после чего отправились из Токио в Лос-Анджелес. Там тоже был турнир. Потом, значит, Сиэтл, Сан-Франциско.

Тренеры говорят: «Ребята, есть халявская игра за 100 долларов». Еще раз повторю: за 100! Слетать в Нью-Йорк, а это почти шесть часов лету от Сан-Франциско, ну, пять с половиной. Считай, через всю Америку. «Отыграем матч с „Нью-Джерси Дэвилз“ и вернемся. Как вы?» Все проголосовали за 100 долларов. Запросто! Сейчас за такую сумму никто даже глазом не моргнет. Клюшка моего внука стоит, наверное, долларов 300, не меньше, а тут за сотку слетали, сыграли и возвратились, чтобы провести матчи в Сан-Хосе, Сан-Диего и Портленде. Потом — опять в Нью-Йорк, еще игру откатали и через Лондон полетели в Москву. Такое турне за две недели.
— Хотя бы выиграли у «Дьяволов»?
— Конечно. Мы почти всегда побеждали. Ну, может, в одной игре уступили. В остальных выиграли.

Летали экономклассом, в бизнес никого не сажали, даже тренеров. Билеты покупало министерство спорта, и первый салон полагался только руководителям высокого уровня вроде министра и его замов.
— А по железной дороге самое длинное ваше путешествие?
— Дальше Новосибирска не ездил. Когда играл за молодежную команду ЦСКА, в чемпионате страны участвовала команда «Сибирь», мы ездили на поезде в Новосибирск и обратно.

По-простому, в обычном купе.
Зато посмотрели всю страну, было интересно. Помню, даже выходили на узловых станциях, зарядку делали. Дорога занимала почти три дня, надо было тренироваться, чтобы форму не терять.
Вот самое дальнее мое путешествие на поезде.
— Кто чаще оказывался вашим попутчиком? Соседа по комнате вы же могли выбирать. Так, подозреваю, и в дороге.
— Как правило, делил купе со вторым вратарем. На протяжении 15 лет, что выступал за ЦСКА, моими партнерами были Тыжных, Адонин, Толстиков… И защитники ездили с нами. Чаще — молодые ребята. У Михайлова, Харламова, Петрова — своя компания. У всех были какие-то группы: кто с кем дружил, тот с тем и ехал…
— Какую полку предпочитаете в купе?
— Всегда занимал верхнюю, чтобы в дороге не трогали. Я любил отдыхать. Залезал наверх и старался заснуть. Внизу чай пьют, кто-то ходит, еще чем-то занимаются, а я забрался, как мышка-норушка, и спать.

Полжизни железно проспал. После обеда обязательно должен был вздремнуть. Так многие спортсмены делают. Если часочек зацеплю, играю лучше, чувствую себя свободнее, увереннее.
— И в дороге отдыхаете?
— Сплю в самолете, поезде. «Сапсан» идет под 200 километров в час, и все прекрасно. Шикарный поезд.
— Кстати, в Питер обычно летите или ездите?
— Предпочитаю «Сапсан», конечно. Если компания из четверых, берем купе первого класса. Бизнес тоже очень хороший. Можно отдохнуть, поспать. И питание отличное — мечта.

Если бы в Советском Союзе такие поезда были… Мы в Ленинград только по железной дороге ездили или, допустим, в Уфу. Самолетом — куда-нибудь подальше, например в Новосибирск.
— Неужели за всю жизнь единственный раз опоздали?
— Да, больше никогда. Лучше посижу в аэропорту или на вокзале.

Хотя нет, было еще опоздание…
— Так! Второе…
— Только это не от меня зависело. Году в 1987-м или 1988-м пригласили в Канаду на ветеранскую игру, купили билет первого класса на немецкую «Люфтганзу». Это вообще сказка, большой самолет, «Боинг-747»…

Сопровождавшая меня женщина, которая помогала вести дела, говорит: «Давайте заедем в компанию „Бауэр“, вам комплект хоккейной формы выдадут». Отвечаю: «Послушайте, времени до вылета не так много. Вдруг попадем в трафик?» Она стала уверять: «Что вы волнуетесь? Успеем! Гарантирую, улетите». Я сказал: «Вся ответственность — на вас». Вот так и заявил.

Поехали в «Бауэр». Нужного человека на месте не оказалось, мы не стали ни с кем встречаться, развернулись — и на выход, ни минуты не потеряли. Но по дороге в аэропорт Торонто попали в пробку. Приехали за 40 минут до вылета. Нам сообщают: «Посадка закончилась, извините». Говорю: «У меня первый класс, десять тысяч долларов стоит». Отвечают: «Нет, все места заняты. Билеты проданы».

Сопровождающая начала бегать, меня перевели на рейс «ЭйрФрэнс». Там уже другой самолет, похуже…
— Хотя бы первый класс?
— Бизнес… Через час летел в Париж, чтобы оттуда — в Москву.
Такой вот случай. Но, повторяю, не моя вина была.
II. Об обидном поражении, золотых медалях, благотворительных аукционах и неудачных рыбалках
— Когда есть выбор, вы скорее останетесь дома или поедете, отправитесь в путь?
— Смотря куда.
— И смотря зачем?
— Именно.

Понимаете, можно час лететь или, допустим, ехать, куда не хочется, и дорога покажется очень длинной. А если собираешься на мероприятие, которое в радость, и десять часов пролетят незаметно. Порой полсуток спокойно едешь и не устаешь. Хоть в первом классе, хоть в экономическом. Вообще проблем нету! Главное — цель поездки, тогда и от дороги получишь удовольствие. Интерес сокращает время в пути. Сто процентов!

Главное — знать, что впереди хорошее дело.

Спортсмены полжизни проводят в воздухе или поезде. Я и сейчас постоянно мотаюсь по стране. Дальний Восток, Сибирь, Север. Если расстояния большие, самолет в помощь. Хотя поезд по-прежнему люблю.
— От внимания попутчиков не устали? Хочется отдохнуть, а люди видят известного человека и идут с предложениями поговорить, выпить да закусить.
— Когда играл, у нас не было плотного контакта с болельщиками. В поезде под команду забирали почти весь вагон. Ну на перроне подходили люди, фотографировались, автограф просили. Уделить минутку — не проблема. А так-то мы в основном ночью ездили. Сыграли в Ленинграде, в 23:55 сели в «Красную стрелу» и легли спать. Просыпались уже в Москве. Там встречал клубный автобус и сразу вез на базу. Поэтому мало общались с людьми. Наоборот — нас даже заставляли выступать.
И не откажешься ведь. Как можно?

Приведу пример. В 1983 году мы выиграли чемпионат мира и полетели в Тюмень, оттуда еще дальше. Сначала в Нижневартовск, потом в Тынду. Из «Спартака» был Виктор Шалимов, от «Динамо» — Александр Мальцев, из ЦСКА — я. И тренеры — Виктор Тихонов с Владимиром Юрзиновым.

Добрались до столицы БАМа, два часа летели на вертолете в Тынду. Конечно, люди обалдели, бамовцы хоккеистов только по телевизору видели. Сначала долго фотографировались с нами, а потом мы выступали перед железнодорожниками, теми, кто в суровых условиях прокладывал пути в тайге.

Запоминающаяся встреча.

— От внимания попутчиков не устали? Хочется отдохнуть, а люди видят известного человека и идут с предложениями поговорить, выпить да закусить.
— Когда играл, у нас не было плотного контакта с болельщиками. В поезде под команду забирали почти весь вагон. Ну на перроне подходили люди, фотографировались, автограф просили. Уделить минутку — не проблема. А так-то мы в основном ночью ездили. Сыграли в Ленинграде, в 23:55 сели в «Красную стрелу» и легли спать. Просыпались уже в Москве. Там встречал клубный автобус и сразу вез на базу. Поэтому мало общались с людьми. Наоборот — нас даже заставляли выступать.

И не откажешься ведь. Как можно?

Приведу пример. В 1983 году мы выиграли чемпионат мира и полетели в Тюмень, оттуда еще дальше. Сначала в Нижневартовск, потом в Тынду. Из «Спартака» был Виктор Шалимов, от «Динамо» — Александр Мальцев, из ЦСКА — я. И тренеры — Виктор Тихонов с Владимиром Юрзиновым.

Добрались до столицы БАМа, два часа летели на вертолете в Тынду. Конечно, люди обалдели, бамовцы хоккеистов только по телевизору видели. Сначала долго фотографировались с нами, а потом мы выступали перед железнодорожниками, теми, кто в суровых условиях прокладывал пути в тайге.

Запоминающаяся встреча.
— По БАМу потом еще ездили?
— Когда?! У нас был напряженный график, говорю же: девять месяцев на сборах, отдых лишь месяц в году…
— По БАМу потом еще ездили?
— Когда?! У нас был напряженный график, говорю же: девять месяцев на сборах, отдых лишь месяц в году…
— Естественно, рыбалка?
— Ну да. Требовалось восстановление. На вратаре всегда лежит большая ответственность, а ЦСКА еще брал повышенные соцобязательства. Вам наверняка это знакомо.

В команде была и комсомольская организация, и партийная. Мы обещали выиграть чемпионат СССР и кубок страны, первенство мира и Олимпиаду.
 — Неплохо, неплохо.
— ЦСКА отчитывался за весь советский хоккей, стараясь выполнить то, что обещали болельщикам. У нас по 12−13 человек выступали за сборную, практически костяк национальной команды.

Конечно, иногда проигрывали, но это было исключение. Как правило, побеждали.
— В 1980-м отдали Олимпийские игры американцам…
— Этот вопрос надо было бы задать тренеру Тихонову, царствие небесное. Почему в финале при счете 2:2 он не дал мне сыграть второй период?

И, конечно, наша команда с неуважением отнеслась к американцам. За три дня до Олимпиады мы играли с ними товарищеский матч в «Мэдисон-Сквер-Гарден» и победили 12:3. Ну студенты! Что с них взять? НХЛовцев обыгрывали, а тут, по сути, мальчишки.
Когда выступаю перед спортсменами, говорю: «Уважайте любого соперника. Можешь сказать, сильный он или слабый, только после финальной сирены, но не до».
А мы заранее прикрутили себе золотые медали. И поплатились. Тихонов так был уверен в итоговой победе, что не дал мне сыграть второй и третий периоды.
— Значит, он снял вас из-за того, что не сомневался в успехе, а не из-за недовольства вашей игрой в воротах?
— Ну на последних секундах первого периода я пропустил более-менее легкую шайбу. Тихонову она, понятно, не понравилась, но сколько лет я играл с ним? С 1978 года по 1984-й. Даже при счете 0:3 тренер никогда меня не снимал. А чтобы при 2:2… Такого не было в истории. Потом Тихонов писал, что это была его самая большая ошибка. В ворота поставили Владимира Мышкина и проиграли. Вот и все.

Вывод из той истории простой: уважать и изучать надо каждого соперника.

Потом мы с Харламовым в тюрьме…
— Где-где?
— В Лейк-Плэсиде американцы расположили Олимпийскую деревню в комплексе зданий, куда потом въехала тюрьма для малолетних преступников. Нары, кованые двери, засовы, замки — все по-настоящему.

Когда после проигранного финала мы вернулись в свои камеры, Харламов сказал: «Больше за сборную играть не буду. Такой позор!» Я согласился: «Тоже, наверное, откажусь».

Прилетели в Москву, в аэропорту Шереметьево с цветами и знаменами встречали олимпийцев: фигуристов, лыжников, биатлонистов. А нам сказали: «Вас, серебряных медалистов, поздравлять не с чем». Не пригласили на торжество, по сути, проигнорировали. Обидно было.

Поэтому я решил не торопиться с уходом, подождать следующую Олимпиаду через четыре года. В 1984-м мы забрали золото, после чего я уже мог уйти с чистой совестью.

У меня в коллекции три золотых олимпийских медали и одна серебряная.
— Вы говорили, что никогда не будете их продавать.
— Свои — нет.
— Ни для каких целей, включая благотворительные?
— Нет. Я продавал на благотворительных аукционах свою форму, клюшки, которыми играл. Сейчас делаем специальные юбилейные перстни к играм с НХЛ 1972 года. Когда ЦСКА побеждает в Кубке Гагарина, тоже выпускают чемпионские перстни, часть их продаем на аукционах. Как депутат Госдумы от Ульяновской области отдаю эти деньги нуждающимся… Все время нужны какие-то вложения, постоянно идут просьбы: кому-то — тренажерный зал, кому-то — спортивная форма. Только в Ульяновске построили 32 хоккейные коробки по полтора миллиона рублей каждая. 80 миллионов через мой фонд удалось привлечь.

Или вот областной министр здравоохранения пишет: «Нужно 37 миллионов на лекарства больному мальчику, у нас в бюджете таких денег нет». Указом президента сейчас вошел в совет фонда «Круг добра», там 144 миллиарда выделяются на орфанные, очень редкие заболевания.

Тех, кому помощь необходима, очень много. Поэтому ежегодно провожу аукцион, хотя и пропустили три года из-за пандемии.
— Сколько удается выручить?
— По-разному. Бывает, 5−6 миллионов рублей, а иногда — два.
Раньше получалось больше. Много канадцев приходило. Посол, бизнесмены… Они же хоккей любят, для них любой сувенир — подарок, бьются за него. Наши обеспеченные люди тоже помогают, что-то покупают. Отправляю эти деньги на добрые дела. Был бы Овечкиным, еще больше тратил бы.
Друзей, гостей собираю в ГУМе. Никас Сафронов дает свои картины, кто-то жертвует ювелирные изделия, выставляю лоты с майками Гретцки с подписью, того же Саши Овечкина. Свои уже продал, у меня ничего не осталось, только свитер, в котором в последний раз выходил на лед, и шлем. Их точно не отдам.

Медали хотели забрать в Канаду. Сказали: «Передайте в музей хоккейной славы в Торонто». Я попал туда еще в 1989 году первым из хоккеистов, не игравших в НХЛ. Есть стенд, мне посвященный. Вот канадцы и хотели получить медали. У меня 76 золотых, больше всех.

Таня, жена, говорит: «Не-е-е, ни в коем случае! Медали не отдадим». Пускай здесь лежат, дома.

Их, по сути, никто не видит. Раз выставляли в Государственной Думе, когда мне исполнилось 65 лет. Попросили сделать выставку, и я впервые показал свои медали, ордена, перстни, словом, все награды и какие-то интересные сувениры. Это была единственная демонстрация. А так все лежит в укромном месте. Не будем говорить, где именно.

— Сколько удается выручить?
— По-разному. Бывает, 5−6 миллионов рублей, а иногда — два.
Раньше получалось больше. Много канадцев приходило. Посол, бизнесмены… Они же хоккей любят, для них любой сувенир — подарок, бьются за него. Наши обеспеченные люди тоже помогают, что-то покупают. Отправляю эти деньги на добрые дела. Был бы Овечкиным, еще больше тратил бы.

Друзей, гостей собираю в ГУМе. Никас Сафронов дает свои картины, кто-то жертвует ювелирные изделия, выставляю лоты с майками Гретцки с подписью, того же Саши Овечкина. Свои уже продал, у меня ничего не осталось, только свитер, в котором в последний раз выходил на лед, и шлем. Их точно не отдам.

Медали хотели забрать в Канаду. Сказали: «Передайте в музей хоккейной славы в Торонто». Я попал туда еще в 1989 году первым из хоккеистов, не игравших в НХЛ. Есть стенд, мне посвященный. Вот канадцы и хотели получить медали. У меня 76 золотых, больше всех.
Таня, жена, говорит: «Не-е-е, ни в коем случае! Медали не отдадим». Пускай здесь лежат, дома.

Их, по сути, никто не видит. Раз выставляли в Государственной Думе, когда мне исполнилось 65 лет. Попросили сделать выставку, и я впервые показал свои медали, ордена, перстни, словом, все награды и какие-то интересные сувениры. Это была единственная демонстрация. А так все лежит в укромном месте. Не будем говорить, где именно.
— Александр Якушев рассказывал, что свои перстни хранит в банке.
— Ну кто где.
— Александр Якушев рассказывал, что свои перстни хранит в банке.
— Ну кто где.
— У него четыре за серию с НХЛ.
— 1972 год, да. У меня два.
— Тоже держите в сейфе?
— Детям подарил. Сыну и дочке. Сказал: «Храните, это самое дорогое, что есть. Перстни бесценные».

А вот Пол Хендерсон продал майку, в которой забил последний гол в 1972 году. Деньги понадобились…

Как думаете, за сколько она ушла?
— У меня не хватит фантазии.
— Точно не угадаете: один миллион 600 тысяч долларов.
— Однако!
— Да, цена хоккейного свитера.
— Неплохо.
— Знаю человека, который купил. Он живет в Канаде.

Хендерсон в 1972-м стал героем, много шайб забил, а дальше карьера не сложилась… Он до сих пор не введен в музей хоккейной славы. Многие говорят: «Как? Третьяк есть, а Пола нет?» Надо помнить, что я трижды выигрывал звание олимпийского чемпиона, много раз был чемпионом мира. Заслужил всей карьерой. Да и мои лучшие игры сыграны в Канаде. Часто вспоминают матч «Монреаль Канадиенс» — ЦСКА, закончившийся вничью 3:3. Да, но «Монреаль» сделал по моим воротам 36 бросков, а наши по канадским — только 13. Понятно, да? Есть разница?

Поэтому и приз лучшего игрока я получил вместе с двумя канадцами.
— Тогда вам подарили «Тойоту»?
— Нет, машину дали в 1976 году. Это был Кубок Канады, на который спорткомитет СССР не послал лучших хоккеистов страны. Ни Харламов с Михайловым и Петровым не поехали — никто. Не знаю, почему.
— В итоге мы остались третьими, в финал не попали.
— Да. Тихонов впервые стал тогда главным тренером, до этого работал со второй сборной. Сказал: «Без вратаря не поеду». Вызвали меня. Еще был Александр Мальцев, Виктор Шалимов из основного состава, а больше никого. Естественно, мы проиграли канадцам в полуфинале.

А «Тойоту» мне дали как лучшему игроку в сборной Советского Союза. Привезли в Москву на самолете, на упаковке так и написали: подарок. Что не помешало таможне обложить пошлиной в восемь тысяч рублей. Новую «Волгу» можно было купить, в 1976 году она стоила, по-моему, пять тысяч рублей. Я сказал: «Как так? За такие деньги не возьму». Тогда Патоличев, министр внешней торговли, написал распоряжение, мол, хорошо, пусть забирает машину, но без права продажи в течение пяти лет. Если продаст, половину суммы — государству. Я ровно пять лет и откатался. Владимир Высоцкий и я ездили на иностранных машинах. Вся московская милиция меня знала.
— Желтая спортивная «Тойота»…
— Да, канарейка такая летала, к ней очередь выстраивалась. Как-то в ГУМ подъехал, выхожу, смотрю, люди облепили с разных сторон, словно пчелы собрались на мед, не подойти… В машине даже компьютер стоял. Продал из-за того, что запчасти тяжело было найти.
— Вы не раз говорите, что суеверны.
— Как и все спортсмены. Хоккей — игра сложная, тяжелая, надо настраиваться, а как? Нас никто не учил. Сейчас есть психологи, а раньше каждый сам доходил. Мы видели, как старшее поколение готовится к матчам. Опытные спортсмены разминку, зарядку всегда проводят одинаково. Допустим, встают с левой ноги, раз за разом повторяя одни и те же упражнения. Это входит в привычку, когда так делаешь, возникает чувство, что все в порядке, сейчас выйдешь на лед и покажешь результат.

Но это самое простое.

Гораздо тяжелее, как говорят китайские мудрецы, научиться правильно думать. Я и эту технику освоил. За два часа до игры ни с кем не разговаривал, действуя по отработанной схеме. Начинал вызывать в памяти воображаемые картинки, смотреть на них. Когда впервые поймал рыбу, леща большого, как потом девушку поцеловал, гриб в лесу нашел… Четыре таких штампа, и я обязательно должен был перебрать их в голове.
— Сколько вы назвали?
— Четыре. Ровно четыре.
— Давайте повторим.
— Рыба. Поцелуй. Гриб. И озеро красивое в Вышнем Волочке.

Именно в таком порядке вспоминал, нельзя было перепутать, нарушить последовательность. Посмотрел — и все, ты готов к матчу, выходишь сконцентрированный, играешь, выдавая то, что от тебя требуют. Аутогенная тренировка.

Да каждый спортсмен суеверен! Поэтому иконки с собой носили. Раньше не разрешалось, конечно, а сейчас это в порядке вещей. Заходишь в раздевалку к хоккеистам, у всех образки стоят, у каждого.
— А у вас какой талисман, амулет был?
— Сначала подарили Чебурашку, он сопровождал меня все время. Маленький такой.
— С какого года?
— Наверное, с 1975-го. До того Лейф Хольмквист, знаменитый шведский вратарь, году в 1969-м подарил красивую майку, и я постоянно возил ее с собой.
— На себя надевали?
— Нет, в сумке носил. Это был подарок от вратарей сборной Швеции. Красивая майка, даже рубашка. Не знаю, почему-то выбрал ее.
— А при входе в самолет или поезд соблюдали ритуал?
— Перекрещусь по-своему, как я умею… Раньше ведь нельзя было в СССР. Поэтому старался сделать, чтобы никто не заметил.
— Покажите.
— Ну вот как-то так. На колене рисовал крест. При взлете и при посадке. Ритуалу уже много лет.

Даже когда в хоккей играл, так делал. Особенно в последние годы. Хотя все это запрещалось, я же был комсоргом, потом парторгом… И все равно незаметно крестился. Жена говорила: «Часто повторяешь. Засекут». А я чувствовал, внутреннее напряжение нарастает, и как бы между делом поправлял шлем, свитер на груди одергивал. Финский вратарь, которого на родине прозвали Третьяком № 2 за манеру копировать мою игру, как-то подошел ко мне: «А вы что, креститесь?» Настолько внимательно смотрел, что оказался единственным, кто раскусил мой секрет. Говорю: «Не-е-е, что вы! Конечно, нет. Поправляю маску, раз — вот так, а потом и плечи немножко…»
— Поверил финн?
— Не знаю. Но никто за столько лет подобного мне не говорил, кроме него.
— Нигде не видел объяснение происхождения фамилии Третьяк.
— Третий медведь в семье. Говорят, так в энциклопедии написано.
— Выясняли, было в роду что-то подобное? Ходил кто-нибудь на косолапого?
— Не слышал подобного. Я точно не охотник.

Понимаете, когда играешь и постоянно находишься в сильном напряжении, а от тебя требуют лишь побед, это трудно. В ЦСКА каждое поражение — ЧП, чувствительно бьющее по нервам. Сейчас хоккеисты проигрывают-выигрывают, такой сезон, а раньше мы были обязаны побеждать. От ЦСКА ждали максимума, только первого места. А еще сборная — тоже большая психологическая ответственность.

Даже полноценно отдохнуть было трудно. Сначала ездил в санаторий. Впервые году в 1970-м. Приезжаю, а там люди со всей страны. Они тебя знают, подходят с предложением: «Давай выпьем?» Отвечаю: «Не пью». Реакция какая? Зазнался. Другой говорит: «Махнем по рюмочке?» Ладно, выпили. Тут же разлетается молва: Третьяк — алкоголик! Понимаете, и так плохо, и сяк.
— А вы пили?
— У нас же единственный месяц, когда можно было отдохнуть. Ну кто-то больше пил, кто-то меньше… Я 17 лет не встречал Новый год дома, не находился в родной стране. О чем говорить? Ни дней рождения жены и детей, ни других праздников — ничего, все время игра, игра, игра…
— За месяц отмечали все накопившееся за год, да?
— Кто больше отмечал, кто меньше. Сейчас хоккеисты дома живут, раньше с этим было очень сложно. Я-то был самым трезвым в команде, это все знали, вот и выбирали комсоргом, парторгом, как ответственного человека. Деньги доверяли, когда скидывались при поездке на юг. Как молодому и, повторяю, малопьющему. Чтобы, значит, по два раза в ресторане не расплачиваться.
Когда в 1972 году поженился, мы с Татьяной поехали в Судак. Меня там бесконечно снимали на пляже. Перевели на генеральский, чтобы никто нас не видел. Так люди стали приплывать, фотографировать из воды.
В Советском Союзе популярность зашкаливала, поэтому я не отдыхал. Не против общения, мне это приятно, никогда не отказываю никому, но иногда нужно побыть одному.

В Канаде как-то пять часов подряд автографы давал, уже рука устала, а люди шли и шли. Сидел и подписывал фотографии, шайбы, газетные вырезки… Физически чувствовал, как у меня забирают энергию. Реально силы уходят, когда очень много людей на тебе сконцентрировано.

Словом, мы с женой решили, что для восстановления сил нужен месяц полноценного отдыха, чтобы потом 11 месяцев горбатиться.

Мы отправлялись в Вышний Волочёк, где у Татьяны жили дедушка и бабушка, дом был. Всей семьей на машине уезжали в лес. Там из развлечений — грибы и рыбалка. Никогда не ловил на спиннинг. Только поплавок — соревнование с рыбой. Кто кого. Мне было интересно обыграть ее, а ей — меня. Ни о чем плохом не думал и за 20 дней восстанавливался сто процентов. Мог отыграть весь сезон.

Так делал каждый год, пока выступал за ЦСКА: никуда не ездил, ни на какие юга, ни за границу — никуда. Только рыбалка, только поплавок. Правда, в Вышнем Волочке рыбы было мало. Ее могли принести или я сам купил бы, но тут важен процесс.
И сегодня люблю ловить на поплавок.
— Когда в последний раз рыбачили?
— Буквально вчера. В Нарьян-Маре. Там, правда, был спиннинг…
Обычно у себя на даче в Кимрах, это 170 километров от Москвы, предварительно подкармливаю. Мой личный рекорд — 98 рыб. Хотя там разные попадались — подлещики, плотвичка, на мотыля…

Могу целыми днями сидеть без еды и всего, чтобы обыграть — или рыба меня, или я ее. Самое главное — ни о чем не думать. Хорошо мозги прочищает.

Почему люди с удовольствием ходят в театры, на музыкальные шоу и спортивные соревнования? Для чего? Они так отдыхают, болея за свою команду или наблюдая за действием на сцене. Человек отвлекается от прочих забот и дурных мыслей. Понимаете? Переключение внимания. Как и путешествия, поездки. Вот я был за последнее время в Нарьян-Маре, Хабаровске, Новосибирске. Разные впечатления, красивая природа, что положительно влияет на настроение. Очень интересно!
— Похвалитесь-то уловом из Нарьян-Мара?
— Никогда столько не ловил! Почему-то рыба меня не любит. Однажды ездил в Монголию, президент принимал, вручил правительственную награду. И вот он спрашивает: «Что хотите?» Отвечаю: «На рыбалку съездить. Знаю, у вас водятся хариус, таймень, тяжело их поймать, но рыба есть». Президент говорит: «Хорошо». Самолет дал, мы час летели от Улан-Батора, потом еще на машинах пробирались по бездорожью. Приехали, какие-то юрты стоят, избушка на курьих ножках. На лодке долго плыли. Природа, красота! Нас было человек десять. Спиннинги, снасти… Ни один ничего не поймал! Ни рыбешки! Думаю: «Господи, улетел Бог знает куда, чтобы с пустыми руками остаться! Ну это вообще!» Сказал сопровождающим: «Уезжаем». Они предлагают: «Завтра попробуем в другом месте». Но и там ничего не поймали.
Куда не приеду, рыбы нет!

В Финляндии на чемпионате мира схожая ситуация. «Что хотите?» Отвечаю: «На рыбалку». Дали мне двух финнов, по-английски не говорят, но видно: настоящие рыбаки. У них даже лодка вся в чешуе. Думаю: «Ну, здесь точно поймаю». На щуку пошли. Ни одной поклевки! Финны говорят: «В море пойдем, там рыба есть». Ни-че-го!

Через неделю приехал Майоров, десять щук вытащил. Вода прогрелась. А мне всегда не везло.
И в Нарьян-Маре дали девушку, сначала одну. Она говорит: «Буду с вами». Думаю: «Подстава! Ну какой рыбак из нее?»
— Вы сексист.
— Да! Тут еще одна подошла — уже две. Оказалось, мужики рядом с этими девушками не стояли, у них свой блог, все рассказали, показали. В четыре часа утра разбудили, говорят: «Пошли». Отвечаю: «Ну, пошли». Не ожидал, что такие рыбачки бывают. Мы за час поймали 100 окуней. Один почти на килограмм — горбатый, такой вот! Тащил его на блесну. Колоссальное удовольствие. А щуки — это сказка! Килограммов по 5−6. Выходят, плавниками играют… Чувство: «Только бы не ушла». А она под воду, и сразу мысль: «Ой!» Девушки успокаивали: «Еще поймаем».
— И что вы с этой рыбой сделали?
— Что-то взял с собой в Москву, остальное отдали кому-то. Ну куда столько? Мы 200 окуней поймали и десять щук. Привез 20 килограммов. Такой рыбы в жизни не ел. Обычно щука невкусная, а тамошняя северная, у нее корм другой, и по вкусу курицу напоминает. Никогда не пробовал такой великолепной щуки. Думал, осетрина. Нормально, да? Вкуснотища необыкновенная. Северная рыба!
— Что Татьяна вам сказала, когда привезли 20 кило работы?
— Ой, хорошо, говорит, все заморозим. Вчера еще грибы чистили вдвоем. Половину отдал дочке. Я же собрал еще корзину белых и подосиновиков. За 45 минут. Там лес небольшой, это ведь Заполярье, высоких деревьев не бывает. Ходишь, как по лужайке, грибы прячутся, черника растет, голубика, брусника… Белых нашел, привез. Почистили, сегодня на ужин поедим. Из окуня уху сделаем, а щуку поджарим…