Вперёд,
акванавты! Как в СССР строили дома
на дне Чёрного моря

30 марта 1966 года участники донецкого клуба подводных погружений «Ихтиандр», названного в честь главного героя книги и фильма «Человек-амфибия», обсуждали планы занятий в летний отпускной сезон. Один из них — Георгий Тунин — предложил единомышленникам построить первый в СССР дом на дне Чёрного моря. В протоколе появилось своеобразное «свидетельство о рождении» проекта:

Стальные листы, из которых сделали дом, подводникам предоставил Институт горной механики и технической кибернетики им. М.М. Фёдорова. Внутреннее убранство в «Ихтиандре» было по-спартански скромным: стол и две полки для сна, как в купе поезда. Воздух внутрь жилища подавали с поверхности с помощью компрессора — участники проекта отыскали списанное устройство и починили его.

Летом 1966 года оборудование доставили двумя железнодорожными вагонами из Донецка в Крым. На самой западной части полуострова, мысе Тарханкут, начались испытания первого подводного дома в СССР.

«Ихтиандр-66»

19 августа «Ихтиандр» опустили на морское дно при помощи балласта из пяти бетонных блоков. Однако налетевший шторм разбросал полуторатонные блоки по всей бухте. Через три дня, когда волнение на море утихло, пришлось начинать всё с нуля. В эти дни многие из членов команды «Ихтиандра» покинули эксперимент. Но самые стойкие ихтиандровцы подняли балласт со дна бухты, отбуксировали дом на место погружения и установили его на глубине 11 м.

Первым советским акванавтом стал председатель клуба «Ихтиандр» Александр Хаес — опытный аквалангист и хирург. 23 августа 1966 года он «заселился» в подводный дом. Под наблюдением врачей и своих товарищей он прожил в нём трое суток. Впечатления акванавта отражены в дневнике:

На следующий день ТАСС сообщил об испытаниях первого подводного дома в СССР. Тем временем к Хаесу подселился инженер Дмитрий Галактионов. Акванавты проходили психологические и физиологические тесты, которые не выявили каких-либо отклонений.

26 августа Хаес поднялся на поверхность, а в доме его сменил Юрий Советов, шахтёр по профессии. На следующий день снова разыгрался шторм. Команда «Ихтиандра» решила прекратить эксперимент и вывести Советова и Галактионова из подводного дома. Таким образом, акванавты провели в доме три дня. И пусть к концу испытаний в лагере из 100 участников исследования осталось только 30, погружение «Ихтиандра-66» стало первым подобным опытом в Советском Союзе.

После возвращения в Донецк ихтиандровцы с опозданием получили письмо, в котором Федерация подводного спорта запрещала эксперимент. Впрочем, через несколько месяцев акванавтов наградили грамотой. Эксперимент решили продолжить в следующем году.

«Ихтиандр-67»

С мая 1967 года 25 человек ежедневно после основной работы трудились над подготовкой подводной экспедиции в здании бывшего шинного завода. А в середине августа участники проекта привезли оборудование в бухту Ласпи и разбили лагерь. Как и в первый раз, «Ихтиандру» помешал шторм: дом пришлось затопить без экипажа, в противном случае его разбило бы о скалы. Когда буря утихла, акванавты провели подводные ремонтные работы. Окончательно установить дом на глубине 12 м удалось лишь 28 августа.

В отличие от первого «однокомнатного» аппарата, внутреннее пространство «Ихтиандра-67» разделили на четыре помещения: спальню, ванную, кухню с плитой и лабораторию. Аппарат был оснащён системами поддержания жизнедеятельности, погружения-всплытия и связи. Одновременно в подводном доме могли находиться не более пяти человек. Экипаж в составе Александра Хаеса, Юрия Советова, Юрия Качуро, Владимира Песка и Сергея Гуляра провёл под водой семь дней.

Основной целью «Ихтиандра-67» были медико-физиологические исследования. 45 врачей брали анализы крови акванавтов и фиксировали их показатели при физических нагрузках в условиях повышенного давления. Одни спускались прямо в аппарат к акванавтам, другие обрабатывали данные на суше. В подводном доме также проживали и наблюдались животные: морские свинки, крысы, кролики.

Акванавты пережили несколько нештатных ситуаций. 29 августа электричество отключилось во всей бухте. Теперь воздух в «Ихтиандр» закачивал запасной компрессор, а электричество давала передвижная электростанция. А в другой день вода внутри подводного дома вдруг начала неожиданно подниматься. Она была уже по пояс ихтиандровцам, когда береговая команда сумела обнаружить неисправность в подаче воздуха и решить проблему.

В составе второй пятёрки ихтиандровцев были Борис Песок, Евгений Спинов, Георгий Тунин, Анатолий Кардаш и Николай Гаркуша. А с 8 сентября в подводном доме жили первые советские акванавтки Галина Гусева и Мария Барац. 11 сентября эксперимент был успешно завершён.

Исследования развеяли опасения врачей: кислородного воспаления лёгких на глубине не произошло. Были созданы и испытаны новые приборы: система контейнеров для доставки продуктов с побережья, система дистанционного взятия проб газовой среды. Перенять опыт донецких акванавтов приезжали сотрудники Ленинградского гидромединститута, а также Института океанологии Академии наук СССР, создававшие в это время свои подводные дома.

Тем удивительнее было председателю «Ихтиандра» Александру Хаесу уже в Донецке получить постановление о закрытии клуба от президиума местного клуба ДОСААФ. Руководство обвинило «самодеятельный клуб» в том, что он занимается не «вопросами военно-технических видов спорта, а <...> деятельностью, не свойственной организации оборонного общества, что является нарушением устава».

Несмотря на это, ихтиандровцам удалось заручиться поддержкой Министерства угольной промышленности СССР. В 1968 году они провели свой последний эксперимент.

«Ихтиандр-68»

В 1968 году новый аппарат был установлен в бухте Ласпи на глубине 10 м. Он мог вмещать в себя от двух до четырёх акванавтов и был создан для геологических исследований. Поэтому в нескольких десятках метров от дома на дне расположили буровую установку, работу которой должны были обеспечивать акванавты. Они докладывали о результатах совету при Научно-исследовательском институте морской геологии и геофизики (ВНИИморгео).

Но море в очередной раз помешало ихтиандровцам. Вечером 20 августа в бухте бушевал шторм, оставаться в доме стало опасно. Юрий Советов принял решение покинуть аппарат. На этом испытания «Ихтиандра-68» прекратились, как оказалось, навсегда. Первым советским акванавтам не хватало средств, а государство вложилось в создание других подводных домов.

«Садко» (1966)

В 1963 году Лаборатория подводных исследований Ленинградского гидрометеорологического института начала создание своего подводного дома по инициативе и под руководством профессора Всеволода Тимонова. В рабочую группу вошли опытный инженер-подводник Анатолий Майер, аспирант Всеволод Джус и другие аквалангисты-исследователи. Аппарат назвали в честь героя новгородского эпоса гусляра Садко, который, по преданию, побывал в гостях у морского царя.

В 1965 году лаборатория заказала Канонерскому судоремонтному заводу создание двух железных полусфер. Летом 1966 года на буксире «Нерей» их перевезли на базу Акустического института АН СССР в Сухуми, где сотрудники лаборатории собрали подводный дом. Ленинградцы были убеждены, что он будет первым в СССР, но 24 августа узнали, что днём ранее в Крыму начался эксперимент с подводным домом «Ихтиандр». Профессионалов опередили любители, но команда «Садко» не думала сдаваться.

1 сентября 1966 года «Садко» установили на глубине 10 м при помощи пятитонного якоря. В отличие от «Ихтиандра» аппарат имел возможность всплывать при помощи троса, который закреплялся на берегу или на сопровождающем судне. К капсуле также крепился канат, который соединялся с опознавательным буем на поверхности. Держась за него, акванавты спускались к капсуле в условиях плохой видимости под водой.

Первыми в «Садко» доставили животных: собаку Ночку и двух кроликов. 3 сентября поднялся шторм, из-за которого дом сполз на близкую к предельной для конструкции глубину 45 м. Система аварийной подачи воздуха в аппарат не имела автоматического режима, внутрь проникла вода, и один кролик утонул. Ночку и второго кролика удалось спасти после подъёма «Садко» до 33 м. Систему подачи воздуха исправили, аппарат был готов для эксперимента с участием людей.

Подводный дом вентилировался при помощи сжатого воздуха с поверхности, который поступал через резиновый шланг. Более тяжёлый отработанный воздух выходил через отводную трубу и вытеснялся свежим. В аварийной ситуации вода начинала подниматься и замыкать контакты, которые располагались на отметке, близкой к критическому уровню. Тогда загоралась красная лампа, на поверхность передавался звуковой сигнал.

Акванавты заселились в подводный дом 9 сентября. Его установили на глубине 12,5 м. Из состава экспедиции медицинская комиссия отобрала 16 акванавтов, которых разделили на восемь пар. Время пребывания каждой пары в капсуле ограничивалось шестью часами с выходом из дома на 25 минут для выполнения подводных наблюдений.

Погружения закончились 11 сентября. По их результатам у 16 человек, которые провели в подводном доме под давлением 2,25 атмосферы по шесть часов, не зафиксировали психических или физиологических отклонений. Размеры капсулы подходили для жизни двух акванавтов, которые в случае аварийной ситуации могли находиться в ней ещё три-четыре часа без вентиляции. Выбранная норма пребывания акванавта на глубине 12,5 м оказалась безопасной для организма — она позволила осуществлять выход на поверхность без продолжительной декомпрессии.

«Садко-2» (1967)

В следующем году команда лаборатории построила «Садко-2». К уже опробованной в деле капсуле добавили вторую, которая выполняла функции водолазного отсека: через него было удобнее попадать внутрь сквозь проход в нижней части аппарата. Вода не затапливала подводный дом из-за разницы давлений снаружи и внутри.

«Садко-2» опустили на рекордные для проживания акванавтов 25 м. Условия эксперимента изменились: время пребывания увеличилось с шести часов до недели, а общее количество участников сократилось с 16 человек до двух — ими стали Вениамин Мерлин и Николай Немцев.

Помимо наблюдения за своим физиологическим состоянием акванавты следили за микроклиматом внутри капсулы. Они измеряли состав и температуру воздуха и воды, определяли влажность и количество конденсата на стенках. Производили замеры величины артериального давления крови, частоты пульса и дыхания, температуры тела. Регулярно к ним с поверхности спускался врач Владимир Кужелко, чтобы взять пробы крови и выдыхаемого воздуха.

15 октября «Садко-2» начали выводить на поверхность. Под руководством кандидата физико-математических наук Анатолия Старшинова на ЭВМ рассчитали режим декомпрессии акванавтов. Аппарат всплывал с остановками 12 м, 9 м и 3 м. Окончательную десатурацию акванавты благополучно завершили 19 октября.

По итогам погружения был определён период приспособления организма акванавтов к окружающей среде — трое суток. За это время происходили физиологические изменения в организме: в крови изменялось содержание белых и красных кровяных телец, снижалось артериальное давление. На четвёртые сутки равновесие в организме полностью восстанавливалось, улучшалось и общее самочувствие.

«Садко-3» (1969)

На создание самой совершенной модификации аппарата у команды университета ушло два года. Похожий на ракету «Садко-3» погрузили на дно в день полёта космического корабля «Союз-6» — 11 октября 1969 года. Дом установили на 25-метровой глубине на крутом подводном склоне. К двум отсекам, которые снаружи обшили металлом, добавился третий.

Входной люк аппарата вёл в цилиндрический тамбур, из которого можно было попасть в три помещения: склад, санузел и малую декомпрессионную камеру. Далее акванавты могли пройти в средний отсек, где располагался кубрик — жилое помещение для команды аппарата, в котором можно было отдохнуть и приготовить пищу из специальных концентратов, предназначенных для питания космонавтов. В верхнем отсеке оборудовали пост управления лабораторией с тумблерами, научными приборами и средствами связи с берегом. В нём также имелась звукозаписывающая техника для проведения биоакустических исследований.

Эксперимент занял почти три недели. Первый экипаж из трёх человек, которым руководил главный конструктор подводного дома Всеволод Джус, провёл под водой трое суток. Второй экипаж оставался в «Садко-3» целых две недели. Нелегально в подводном доме проживал ещё один жилец, которого втайне от начальства захватили с собой акванавты, — котёнок по кличке Кессонка (отсылка к кессонной болезни).

Вокруг аппарата установили вольер, в который запустили десять видов черноморских рыб. Акванавты записывали звуки, которые издавали морские обитатели. По результатам исследований удалось определить, какие именно «голоса» принадлежат тому или иному виду рыб. Выяснилось, что в разное время суток одни и те же рыбы издают разные звуки: одними сопровождается поиск пропитания, другие сигналы рыбы подают, реагируя на свет или опасность, например на приближение хищника.

28 октября в Сухумской бухте усилилось волнение моря, команда получила штормовое предупреждение. Акванавты захватили котёнка Кессонку и при помощи транспортирующей камеры поднялись на поверхность. Следующие двое суток они провели на берегу в барокамере и 30 октября покинули её. Из-за шторма оборвался береговой кабель, в ночь на 29 октября дом сполз вниз до 40 м. На этом испытания завершились.

Несмотря на результаты большой программы исследований, финансирование проекта «Садко» урезали, а часть денег перебросили на конкурирующий проект «Черномор». Туда же ушла часть команды «Садко».

Весной 1966 года в Институте океанологии Академии наук СССР прошло заседание учёного совета, главным событием которого стал доклад Павла Боровикова, Павла Каплина и Виктора Бровко «Развитие подводных средств исследования океана». Идея создания подводных лабораторий понравилась и руководству учреждения, и подводникам-любителям из Москвы и Северодвинска, которые подключились к работе на общественных началах.

Летом 1967 года основные работы завершились, и готовый аппарат получил имя «Черномор». По ценам того времени создание станции обошлось примерно в 100 тыс. рублей; для сравнения: средняя зарплата в СССР в те годы была около 110 рублей. Эксперимент решили проводить в Голубой бухте в окрестностях Геленджика.

Главное, что отличало «Черномор» от других подводных лабораторий, построенных в СССР, — он умел самостоятельно погружаться на дно и всплывать. Кроме того, после подъёма с глубины акванавты могли проходить декомпрессию, не покидая сам дом, — это существенно повышало комфорт и безопасность экипажа.

«Черномор» (1968)

Первые технические погружения для проверки системы жизнеобеспечения дома провели в июле 1968 года, а чуть позже стартовали научные эксперименты.

Внутреннее пространство станции делилось на четыре отсека: водолазный, через который акванавты попадали внутрь дома; санитарный с душем и туалетом; жилой с подвесными полками для сна; рабочий, где находилось научное оборудование, а подводники несли вахту — следили за подачей кислорода и электроэнергии, снимали показания с приборов и поддерживали связь с поверхностью по телефону.

Курить на станции было строжайше запрещено, зато пить кофе черноморцы могли в любой момент — в подводном доме была кофеварка. А вот кухни не было — пищу доставляли с «земли». Один из членов экипажа получал космическое питание в тюбиках — так акванавты помогали составлять рацион для космонавтов.

Экипажи, в состав которых входили учёные, врачи и профессиональные водолазы, жили в доме по пять-семь суток. Каждый экипаж был специализирован: гидрофизики изучали придонные течения, гидрооптики — особенности распространения дневного света в воде, геологи следили за перемещением поверхности дна, а биологи наблюдали за обитателями моря. Некоторые из этих экспериментов прежде не проводились ни в одной стране мира.

Море не раз напоминало, что для человека оно — чужая и опасная среда: у некоторых подводников после аварийного всплытия — бывало и такое — проявлялись признаки кессонной болезни, другие простужались. Медики замечали, что, когда температура воды падала или внутри «Черномора» повышалась влажность, обитатели дома становились раздражительными. На второй-третий день у акванавтов снижались гемоглобин и количество эритроцитов, зато число лейкоцитов росло. Кроме того, в движениях людей появлялась некоторая неточность. И всё же работоспособность сохранялась на «земном» уровне, а физических отклонений, способных навредить здоровью подводников, врачи не зафиксировали.

«Черномор-2» (1969–1970)

Осень 1968-го и зима 1969-го года прошли в подготовке «Черномора» к новому сезону. Модернизация должна была повысить его автономность.

На корпусе с внешней стороны аппарата разместили баллоны с двухнедельными запасами кислорода и кислородно-азотной дыхательной смеси. От идеи оснастить лабораторию рабочими щелочными аккумуляторами пришлось отказаться: батареи, которые давали бы достаточное количество электроэнергии, практически не уступали по размеру самой станции. В итоге электричеством «Черномор» обеспечивали с поверхности, а на доме установили аварийные аккумуляторы, мощности которых хватило бы на несколько суток.

Ещё одно важное новшество — аварийная барокамера. Её можно было отстыковать от станции и, подняв на поверхность, пристыковать к декомпрессионной камере на судне обеспечения «Сестра». Кроме того, дом поставили на выдвигаемые гидравлические опоры, которые сделали из списанных шасси самолета Ил-18. На верхней палубе «Черномора» появилась рубка — совсем как на подводной лодке.

Лабораторию установили на значительно большей глубине, чем годом ранее, — 25 м, а сроки проживания экипажей в «Черноморе» увеличили с пяти дней до 12. Длительные подводные «командировки» означали, что условия отдыха акванавтов стали не менее важными, чем условия работы. В свободное время подводники читали, слушали музыку, которую им транслировали с поверхности, или выходили на подводные ночные прогулки.

Всё следующее лето команда «Черномора» посвятила подготовке будущих акванавтов.

«Черномор-2М» (1971–1972)

В 1971 году черноморцы решили побить мировой рекорд по длительности пребывания под водой, который принадлежал американцам, — 60 суток. В экипаж вошли два инженера-физика, геофизик и профессиональный водолаз. В названии самой станции появилась литера «м» — модернизированный: перед началом сезона системы жизнеобеспечения и энергоснабжения «Черномора» значительно упростили. Эксперимент начался 1 августа.

Из-за непрерывной работы аппаратуры на станции было очень жарко, а влажность достигала почти 100%. Чтобы защититься от бактерий, акванавтам приходилось ежедневно протирать тело спиртом.

Но долго жить на глубине оказалось тяжело не только физически, но и психологически. Со стрессом боролись, проводя дружеские боксёрские поединки между акванавтами и приходившими с поверхности гостями. Ещё один способ релаксации предложил командир экипажа Игорь Сударкин. Акванавт, обвязанный воздушным шлангом, выходил за борт и ложился на крышу подводного дома. На 15–20 минут выключалась иллюминация, и наступала абсолютная темнота. В этот момент человек переставал понимать, где верх, а где низ. Черноморцы отмечали, что такая процедура давала эмоциональную разрядку.

В конце августа в Геленджик приехал отец Сударкина и попросил разрешения увидеться с сыном. Руководители проекта пошли ему навстречу, но из-за угрозы развития кессонной болезни акванавту разрешили подняться на поверхность всего на четыре минуты.

До побития рекорда черноморцам оставалось прожить на станции чуть больше недели, когда вмешалась непогода: 20 сентября налетел сильнейший шторм. «Черномор» било о дно, заваливало на левый борт. Сначала оборвался кабель связи, после — кабель подачи электроэнергии. Когда сорвало кислородную кассету, в доме прекратилась очистка воздуха — акванавтам приходилось дышать через аварийные акваланги.

Это продолжалось 12 часов, пока не разбились балластные бункеры станции. Аппарат стал легче, всплыл на поверхность, и его выбросило на отмель. Благодаря тому, что корпус станции выдержал, подводникам удалось избежать гибели из-за резкого подъёма с глубины — они прошли частичную декомпрессию в «Черноморе», а потом перешли в барокамеру на суше, где провели ещё 52 часа. Но даже после этого какое-то время акванавты жаловались на головную боль и повышенную утомляемость. На этом экспедиция завершилась.

В 1972 году «Черномор» установили вновь — на предельной для станции глубине 31 м, а в 1973-м подводную лабораторию передали Болгарии. В течение двух лет совместные советско-болгарские экипажи проводили эксперименты близ Варны, а затем «Черномор» списали и поместили в музей этого города.

«Спрут» (1967)

История дома «Спрут» началась в московском клубе подводного плавания «Дельфин», куда в начале 60-х годов пришли Виктор Шабалин и Александр Королёв. Успех Кусто вдохновил друзей на создание подводного дома, но для двух человек без опыта это казалось непосильной задачей. За помощью они обратились к начальнику клуба Самуилу Чернову.

Критика оказалась полезна — будущие акванавты решили сделать дом маленьким, чтобы реализовать проект силами небольшой команды. Один из вариантов — построить дом из бочки, в какой в советское время продавали квас на розлив, но двум взрослым мужчинам в нём было бы слишком тесно. Тогда возникла идея сделать жилище, как гидрокостюм, из резины.

Первые уменьшенные прототипы на тот момент ещё безымянного дома создавали из мячей, детских игрушек и презервативов. Стало ясно, что жилище должно быть многослойным: внутренняя газонепроницаемая оболочка, одна или несколько утепляющих, а также внешняя — несущая. Последнюю решили сделать из крупноячеистой сети, похожей на рыболовную.

На тренировки Королёва и Шабалина в бассейне «Дельфин» обратил внимание ещё один участник клуба подводного плавания — Вильям Муравьёв — и предложил свою помощь.

В 1965 году будущие акванавты начали создавать полноразмерный дом из медицинской клеёнки, палаточного брезента и мешковины. Пригодилась швейная машинка Singer, которая была у Муравьёва, — она легко прошивала несколько слоёв брезента. Сеть вручную связали из льняной верёвки, а снизу к ней прикрепили пол из фанеры. От сложной системы жизнеобеспечения отказались — решили обойтись прокачкой сжатого воздуха.

К весне 1966 года дом был готов, но из-за нехватки денег поездку на море отложили на год. За это время во Всесоюзном научно-исследовательском институте морского рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО), где работал Королёв, разработали для акванавтов программу будущих научных экспериментов. Подводники должны были изучать процессы насыщения небольших объёмов воды кислородом, а также наблюдать за процессами в верхнем слое грунта. Сам же подводный дом должен был превратиться в гидрохимическую лабораторию.

Экспедиция стартовала в июле 1967 года. Из Москвы в Феодосию акванавты вместе с аквалангистским снаряжением, надувным домом и компрессорами отправились обычным поездом.

Установленная в море конструкция напомнила подводникам осьминога, а самых больших представителей головоногих моллюсков называют спрутами. Это сравнение участникам проекта показалось удачным. Так у дома появилось название. Работа акванавтов привлекла внимание прессы — в лагерь пришёл журналист местной газеты.

Через три недели отпуск подошёл к концу, и нужно было возвращаться в Москву. Главное разочарование ждало команду в тот момент, когда «Спрут» подняли на поверхность: оболочки дома пришли в негодность, и для дальнейшей эксплуатации тот не годился.

«Спрут-М» (1968)

Как ни странно, судьбу проекта во многом определила заметка в газете, написанная тем самым журналистом, — материал попал на глаза сотрудникам киностудии «Центрнаучфильм», которые решили снять сюжет о доме. Узнав, что на создание «Спрута» акванавты потратили несколько лет, документалисты заявили, что им это не подходит и нужно «сейчас». Быстро сделать новый дом можно было только на заводе, но предприятия резинотехнических изделий в те годы с частниками не сотрудничали.

Однако удостоверение кинодокументалиста и связи с нужными людьми творили чудеса: уже через день участников проекта «Спрут» принимали на заводе при Научно-исследовательском институте резиновой промышленности под Загорском (ныне — Сергиев Посад). Сотрудники предприятия пообещали «из отходов» и «в сверхурочное время» сшить новый дом. Чтобы ускорить процесс, решили делать одну оболочку, но по прочности она в несколько раз превышала все вместе взятые оболочки первого «Спрута».

В кратчайшие сроки дом был готов. Его назвали «Спрут-М» (модернизированный). Главное его отличие от предшественника — отсутствие жёсткого пола и люка. Их заменили элементами из капрона, что позволяло перевозить дом в большом рюкзаке.

Эта особенность «Спрута» очень понравилась журналистам — слоган «Дом в рюкзаке» они использовали множество раз. Правда, Королёв и Муравьёв иронично продолжали фразу: «...и балласт в грузовике»: чтобы надёжно закрепить жилище на морском дне, требовались бетонные блоки или арматура массой около 9 т.

Осенью 1968 года дом установили в Крыму. Научной программы в этот раз не планировалось, и две недели посвятили съёмкам документального фильма.

«Спрут-У» (1969)

Третий «Спрут», вновь изготовленный на Загорском заводе, получил литеру «у» в названии, что означало «усовершенствованный». Впрочем, есть и иное толкование — «убежище». В 1969 году проводились испытания другого подводного дома — «Черномор», и в Институте океанологии Академии наук СССР предложили использовать «Спрут» в качестве убежища на случай аварийных ситуаций с акванавтами.

«Спрут-У» сделали из двух слоёв прорезиненного капрона, которые связали между собой во многих точках. Это позволяло накачивать воздухом пространство между оболочками, благодаря чему в самом доме становилось теплее. Кроме того, сеть, которая при трении повреждала оболочки, заменили на четыре страховочные стропы и специальный пояс.

Поскольку «Спрут» разместили на расстоянии мили от берега, систему жизнеобеспечения пришлось делать автономной. В доме установили два больших патрона с известковым поглотителем углекислого газа и активированным углём, а воздух подавали из двух 200-литровых баллонов, установленных на дне.

Ещё одно важное новшество — дом получил мобильность. Чтобы перемещать его между научными полигонами, изготовили большой прямоугольный ящик для балласта и привязали к нему «Спрут». При сбросе части груза всю конструкцию можно было поднять на поверхность, отбуксировать катером в нужную точку, а затем, добавив балласт, снова опустить на дно.

«Спрут-4» — «Спрут-10»
(1982–1991)

Позднее изготовили ещё семь домов серии «Спрут», которые использовали в различных научно-исследовательских программах в Чёрном и Балтийском морях. Устанавливали «Спрут» и в Индийском океане — учёные, изучавшие риф Бассас-да-Индия, прятались в доме от акул.

В Ленинградской области благодаря «Спруту» удалось провести подлёдные эксперименты — наблюдение за кормлением зимующей рыбы, которая выращивалась в садках. Для комфортной работы учёных к внутренним стенкам дома прикрепили мягкие обогревающие панели. В итоге в подводной лаборатории было +23 градуса Цельсия при температуре воды за бортом +3,7 градуса.

Чтобы не пугать рыбу, компрессор, который подавал воздух в дом, периодически отключали. В это время работала резервная система очистки воздуха, какую используют на подводных лодках: пластины гидроокиси лития поглощали углекислый газ и перерабатывали его в кислород, а выделявшееся при этой химической реакции тепло использовали для обогрева дома.

По словам одного из участников эксперимента, Леонида Бугрова, находиться в «Спруте» долгое время мешало только одно — в доме не было туалета. И если малую нужду подводники справляли в специально принесённую для этого канистру, то со всем остальным возникали проблемы. Поэтому «Спрут» использовали как временный наблюдательный пункт (подводную обсерваторию), и учёные не находились в нём дольше 6 часов подряд.

Последний из «Спрутов» с 1989 по 1991 год стоял на Каспии, где также проводился эксперимент по выращиванию рыбы в садках. К сожалению, после распада Советского Союза проект пришлось свернуть. Власти Туркменистана заявили учёным, что всё их имущество, в том числе подводный дом, национализировано, и не позволили его вывезти.

Тогда казалось, что именно подводные лаборатории, в которых учёные смогут постоянно жить и работать, позволят эффективно изучать морские глубины. Но, как это случилось и с космическими программами, вскоре выяснилось, что управляемые аппараты — роверы — с этой работой справляются не хуже.

Там, где без человека всё же не обойтись, стали использовать водолазные комплексы, установленные на специализированном надводном судне. В них водолазы могут находиться неделями: в жилых помещениях и в водолазном колоколе, в котором подводники опускаются в море и поднимаются из него, с помощью барокамер создаётся такое же давление, как на глубине. Это означает, что после работы в открытом море водолазам не нужно проходить декомпрессию, а шансы получить кессонную болезнь сведены к нулю. Да и обслуживать такие судовые комплексы оказалось значительно дешевле и проще, чем подводные дома.

Казалось, в истории отечественной акванавтики давно поставлена точка, но в мае этого года группа энтузиастов из Архангельска представила проект подводного дома «Шельф» для научных работ в Баренцевом и Белом морях. Создатели лаборатории надеются, что их идея заинтересует учёных. А если так, то мы, быть может, ещё услышим: «Задраить люки. Вперёд, акванавты!»