Со мной было трое детей, не считая малыша в утробе. Одной дочери, Аниле, 15 лет, другой, Даниэле, — 12, сыну Ивану — 5. Я ращу их одна. В Колумбии у меня живут брат, с которым мы не общаемся, и старшая дочь. Ей 22 года, два года назад она переехала туда из столицы Венесуэлы, Каракаса, где училась в университете по специальности «бизнес-администрирование». Она сама платила за свою учёбу, самостоятельная девочка. Увы, её образование на родине оказалось не слишком востребованным, да и, уехав в Колумбию, ей пришлось зарабатывать на жизнь торговлей на улице. А когда начался карантин, дочь занялась уборкой квартир и выгулом собак.
Со дня экстренного переезда мои младшие со мной почти не разговаривают. Они остались без школы, без друзей, без привычного окружения. Они не были готовы к таким резким переменам, но я не злюсь на них, я знаю, это подростковое. Дети говорят: «Это ты виновата, это всё очередная твоя беременность».
Они правы, беременность действительно стала решающим фактором. В Венесуэле я не могла получить адекватную медицинскую помощь, которая была бы мне по карману. За восемь месяцев я смогла пройти лишь одно обследование, притом что сохранность плода была под угрозой из-за половой инфекции, которой наградил меня отец ребёнка. Несколько месяцев адского жжения, но вылечиться в Венесуэле так и не удалось — безумно дорого. Слава богу, сейчас всё пришло в норму.
Как я уже сказала, мы жили в полутора часах ходьбы от города, общественного транспорта у нас там нет уже четыре года. Как-то раз мне пришлось возвращаться домой затемно. Уставшая и испуганная перспективой ночной прогулки в одиночестве, я согласилась сесть к незнакомцу в машину. Он сказал, подбросит. Я поверила. На полпути он свернул с дороги и изнасиловал меня. Я не принимала противозачаточные, потому что у меня никого не было, я давно одна. Виновата, да. После того как я поняла, что забеременела, я нашла этого парня и сообщила ему о последствиях. Он сказал, что не понимает, о чём речь, и не имеет отношения к этому ребёнку.